«... и немного магии»

[infiniti-7x]

Автор: Infiniti
Пейринг: ДД/НМП, ГП
Рейтинг: NC-17
Категория: слэш
Жанр: romance, drama
Предупреждение: ненормативная лексика.
Статус: в процессе
Саммари: Дадли Дурсль... А что, собственно, мы о нем знаем?
Отречение: Ничего моего нет, ни на что не претендую. Герои – тети Ро, а я так, мимо пробегал.
PS: забавы ради...

Глава 1
- Толстый жирный ублюдок! Проваливай отсюда! Давай-давай, хватай свой толстый зад и уёбывай!..

… Я резко дернулся и, не успев толком проснуться, сел на кровати, потирая дрожащими руками мокрое лицо.

Черт, я опять плакал во сне. Как в детстве, когда все обиды, скопившиеся за целый день, неосознанно выплескивались через быстро сменяющиеся сновидения, где ничего, кроме тоски и безнадеги, не было.
Лживые друзья, приторно-слащавые родственники, презрение со стороны ровесников. Нелюбовь одноклассников – ко мне они испытывают исключительно страх из-за моих тяжелых кулаков. Мне казалось, что это осталось в далеком детстве.
Ан, нет, я вновь попал в водоворот, где то и дело проскальзывало: «жирная свинья».
И шансы у меня выбраться из этой западни практически равны нулю.

Сердце с бешеной скоростью билось в груди. От резкого выброса адреналина в кровь виски ломило, голова кружилась, а рот наполнился противной тягучей слюной. Не раздумывая, я сплюнул прямо на пол. Меня колотило словно в лихорадке. Запустив ледяные руки в коротко стриженые волосы, я с силой сжал пальцы в кулаки и, тихо поскуливая, принялся драть их вместе с корнями. Чтоб было больно… Чтобы отпустило… Чтобы забылось…

Эти чертовы сны меня в конец доведут до ручки. Время от времени они появляются с завидным постоянством, грозясь в скором времени превратить меня в законченного неврастеника. За последние полгода я стал бояться собственной тени, шарахаясь от каждого шороха, каждого чужого прикосновения, каждого незначительного смешка, косого взгляда, невзначай брошенного в мою сторону. Я тут же вставал в боевую стойку – тело реагировало мгновенно.
Порой мне начинало казаться, что я тихо схожу с ума…

Откинув тяжелое одеяло, я опустил ноги на пол. Немного посидел, ссутулившись, опираясь локтями в колени, приводя сердцебиение и дыхание в порядок. Вдох – задержка – выдох. Вдох – задержка – выдох. 2-4-2. На каждый удар сердца. Постепенно все пришло в норму. В этот раз управился быстро. Минут за десять. А первое время и часа было мало. Невольные тренировки сделали свое благое дело.
Наш тренер по боксу мистер Уэйанс частенько повторял мне одну фразу: «Преодоление трудного начинается с легкого, осуществление великого начинается от малого, ибо в мире трудное образуется из легкого, а великое - из малого».*
Я долго не мог понять, что он пытается этим сказать, раз за разом вдалбливая ее в мою голову вместе с мощными ударами во время спарринга: два левых кроса в корпус - мощных правый крюк в челюсть. Только успевай уворачиваться.
И, кажется, дошло...

Хлопнув ладонями по коленям, тяжело поднялся с кровати и как был в трусах, откинув в сторону ненужный халат, не надевая тапки, босиком направился к двери. Толстый ковер заглушал шаги. Я вообще научился по ночам ходить тихо-тихо, словно кот. Под моим китовым весом не скрипнет ни одна половица – настолько хорошо я изучил дом, в котором живу. Могу пройти его с закрытыми глазами, не задев ни единой вещицы. Проскользнуть мимо родительской спальни, зная как чуток сон у моей дорогой мамаши. И прямиком на кухню.
Вот и сейчас мой путь лежал именно туда. К холодильнику, где стоит большая кружка молока, приготовленная мною заранее, и несколько пышных булок, накрытых салфеткой.
Тихо щелкнул магнитный замок серебристой дверцы, лицо на мгновение освещается маленькой лампочкой, и вот я уже возвращаюсь обратно, крепко держа в руках доверху налитую кружку, сверху которой лежит блюдце со сдобой. Все так же по-кошачьи поднимаюсь по ступеням вверх, перешагивая особо скрипучие.
Думаете, я хочу есть?
Не угадали.
Заглушаю страхи едой?
Опять нет.

Равнодушно пройдя мимо двери, ведущей в мою огромную комнату, подхожу к самой дальней в коридоре и тихо стучусь:
- Открой, это я…
Тихий скрежет ключа в замочной скважине, щелчок поворачиваемой ручки - и я на месте.
- Привет, кузен.
- Здравствуй, Гарри…

***

…Я не помню, когда это началось, что я стал приходить к нему в комнату по ночам. Возможно, с того момента, когда я впервые осознал, что когда я голоден, мой двоюродный брат может испытывать точно такую же потребность. Поскольку мои родители люди слегка… неадекватные по отношению к свалившемуся на их головы новоявленному родственничку ещё в пору нашего с ним младенчества, то он частенько оставался без ужина, запертый в чулане под лестницей, где у него стоял топчан, горела маленькая тусклая лампочка под потолком, да висели кособоко прибитые к стене грубо сколоченные полки, на которых сначала стояли мои сломанные игрушки, со временем сменившиеся на тонкие тетрадки и учебники.
Первую свою вылазку я совершил примерно года в четыре, когда мне посреди ночи до жути захотелось яблока – большого, румяного, ароматного, с такой тонкой кожицей, что сквозь нее можно было увидеть маленькие темные зернышки, из которых соседские девчонки делали бусы, нанизывая на длинные нити раскрашенные ядра лаком для ногтей, втихаря стащенным у беспечных мамаш. Полная тарелка восхитительных фруктов стояла прямо в центре обеденного стола, заботливо прикрытая накрахмаленной салфеткой. От нее исходил такой одуряющий запах, что мне непременно захотелось заполучить одно, не дожидаясь утра. Поскольку кричать посреди ночи, чтобы мне в срочном порядке принесли яблоко, я не отважился – папаша мой скор на руку и подзатыльник – это меньшее, на что я мог рассчитывать, - мне пришлось тайком пробираться через спящий дом в полнейшей темноте. Возвращаясь обратно с заветной добычей, я услышал странный звук, доносящийся из-за маленькой двери, за которой находился Гарри. Привстав на цыпочки, я, едва доставая пальцами до щеколды, попытался ее открыть. Пара попыток, и она поддалась, медленно выходя из паза. Потянув за ручку, я проскользнул в приоткрытую дверь.
На старых простынях, небрежно брошенных на кровать, ничком лежал худенький мальчик и тихо всхлипывал, обнимая плоскую комковатую подушку. Я знал, что это – Гарри Поттер, мой кузен, с которым мне, почему-то строго настрого было запрещено играть. По большому счету, я его практически днем никогда не видел. До обеда он помогал маме, выполняя всевозможные поручения, после обеда работал в саду, пропалывая бесконечные грядки с матушкиными цветами. К вечеру он так уставал, что, получая кружку холодного чая и кусок хлеба, намазанного маргарином, едва перебирая ноги, добредал до своей каморки и там, съев свой скудный ужин, замертво падал на кровать. И до самого утра его не было слышно.

В этот раз он плакал.

Я присел на его кровать и осторожно погладил по голове.
- Ты что плачешь? – склонив голову на бок, я громко хрупнул сочным яблоком.
Он вздрогнул и тут же замер. Медленно повернул голову в мою сторону. И я впервые увидел его глаза без дурацких круглых очков – огромные, зеленые, светящиеся изнутри, словно в них плескалась магия. И розоватый шрам, обычно прикрытый лохматой челкой.
- Ничего, - просипел он, шарахаясь от меня в сторону, забиваясь в дальний угол кровати.
- Так не бывает, - я снова сделал большой укус и посмотрел, как он с жадностью смотрит на обгрызенное яблоко, сочащееся соком в моей руке. – Хочешь? – я протянул руку с надкусанным плодом в его сторону.
Он усиленно замотал головой, крепко зажмурив глаза.
- Как хочешь, - я равнодушно пожал плечами, слезая с кровати.
И в этот момент раздалось жуткое урчание пустого желудка – Гарри в панике прикрыл руками живот, с испугом глядя в мою сторону.
- А вот и врешь! – победно заявил я, насильно впихнув фрукт в его руку.
Он на мгновение застыл, а потом молниеносно впился в красноватый бок зубами, млея от удовольствия. Я еще немного посидел рядом, наблюдая, как он расправляется с яблоком. Вскоре от него ничего не осталось. Даже огрызка. Только маленький хвостик.
Решение пришло молниеносно.
- Ты сиди тихо, - прошептал я, слезая с кровати на пол. – Я сейчас приду.
В ответ Гарри едва кивнул головой.

Я пулей рванул на кухню. Открыв холодильник, как мог, достал бутыль с молоком, оторвал от связки жирную сардельку и цапнул с тарелки ломтик сыра. Взял с полки самую большую кружку, щедро налил в нее молока, оставляя на столе белые лужицы, отломил кусок от хлебного багета и, водрузив еду на тарелку, не спеша, чтобы ни единой капли не капнуло на пол, направился обратно.

Гарри ел жадно, торопливо засовывая огромные куски хлеба в рот, запивая молоком. Сардельку даже чистить от кожуры не стал. Так и смолол ее за милую душу. А сыр ел медленно. Смаковал, прикрыв глаза.
- Ты так любишь сыр? – удивился я.
- Не знаю… - не открывая глаз, он откусил еще кусочек. – Никогда не пробовал до этого дня.
- Тогда я тебе еще принесу. Его в холодильнике столько!
И тут Гарри улыбнулся. Я никогда не думал, что он может так улыбаться… Словно ангел. У меня слова застряли в горле на полуслове.
- Не надо, а то тетя Петуния завтра начнет ругаться.
- Не станет, - я беспечно махнул рукой. – Скажу, что это я съел.
Облизав пальцы, Гарри на коленях пододвинулся ко мне поближе и обнял за шею руками.
- Спасибо, Дадли. Спасибо. - Его теплое дыхание шевельнуло мои волоски на затылке, отчего стало щекотно, и я хихикнул, передернув плечами.

Мы сидели рядом, тесно прижавшись друг к другу, словно два одиночества. И я впервые почувствовал себя защищенным. От Гарри исходило какое-то странное, почти фантастическое тепло, от которого становилось легко и спокойно на душе.

Наутро разразился скандал.
Мама рвала и метала, вопя на весь дом, что кто-то ночью залил всю кухню молоком, раскрошил хлебные крошки по полу и оставил незапертым холодильник, от чего возле него образовалась огромная лужа. Папа застыл над кузеном, потрясая перед его носом здоровенным кулаком, в котором был зажат широкий ремень. Гарри, прикрыв голову руками, только всхлипывал, не произнеся ни слова.
Зевая, я спустился вниз по лестнице, как всегда специально громко топая ногами, чтобы слышал весь дом.
- Что вы так кричите? Я аж проснулся, - мой недовольный голосок заставил обоих родителей умолкнуть.
Мать тут же засуетилась, подбежала ко мне и взяла на руки.
- Дадли, солнышко, прости. Мы не хотели тебя будить, - каждое слово сопровождалось поцелуем в щеку, а я только морщился и отирал лицо ладошкой.
Я перевел взгляд на кузена: глаза его были зло прищурены – в них сверкали всполохи. Губа закушена, а руки сжаты в кулаки. Он всего одно мгновение глянул в мою сторону, и опустил голову.
- Но разбудили, - поворочавшись на руках у матери, я обнял ее за шею. – Мама, а можно ты ночью будешь оставлять свет в коридоре? – как можно невиннее попросил я.
- Что такое, сынок, - заволновался отец. – Ты боишься темноты?
Он отвернулся от Гарри, и кузен еле слышно глубоко вздохнул.
- Нет, - улыбнулся я. – Я боюсь умереть с голоду.
- Как? – всплеснула руками мать, и я соскользнул на пол. – Это ты ночью был на кухне?
От удивления она то и дело открывала рот, качая головой, подперев ладонью щеку. От этого кудряшки на ее голове подрагивали, а сам она была похожа на китайского болванчика.
- Я, - подойдя к столу, я принялся пальцем размазывать молочные лужи по столешнице. – Если хочешь, чтобы твой стол был чистый, ставь мне на него на ночь молоко и бутерброды.
Охнув, мать схватилась за полотенце и принялась им отирать мои липкие ладони.
- Ты мой хороший. Все будет так, как ты захочешь… Только не сердись, дорогой.
Родители засуетились вокруг меня, вмиг позабыв о Гарри. Я украдкой глянул в его сторону – он улыбался.
Это была наша первая с ним Большая Тайна…

***

…Сунув кузену в руки кружку с молоком, я устало уселся прямо на пол, опершись спиной о кровать.
Гарри, откусив кусок булки – его молодой растущий организм все время требовал еды, – запил его молоком. Прикрыв глаза, я подтянул ноги к груди и уперся лбом в колени. Плечи мои слегка подрагивали то ли от прохладного ветерка, то ли от ночного ужаса.
Послышался стук фаянса о деревянную поверхность, шуршание ткани – на мои плечи опустился колючий плед – и тихий голос рядом:
- Что, опять кошмары?
Я кивнул головой.
- Понимаю. – Тихий вздох рядом заставил повернуться. – Я тоже мучаюсь. Правда, теперь уже не так сильно. Потому что знаю, это всего лишь воспоминания.
В клетке ухнула сова. Большая. Серая. А ведь еще совсем недавно в ней жила белая полярная. Я как-то спросил у кузена, куда он ее дел? Гарри вмиг помрачнел, нервно дернув плечом. Видя, как ему больно и неприятно, больше я эту тему не поднимал.
- А что тебе снится? – Я накрыл брата второй половинкой пледа, когда он примостился рядом со мной.
- Война, - выдохнул он.
- Ваша? – обняв Гарри за плечи, я прижал его к себе.
Легкий кивок головы, и у меня создалось стойкое впечатление, будто по спальне прошелся ледяной ветер, вмиг выдув все тепло, которое впитала в себя комната за бесконечно длинный, жаркий летний день.

Это была еще одна наша Тайна…

…Я много чего знал о параллельном мире, в который каждый учебный год возвращался Гарри.
Когда нам было лет по пятнадцать, на летних каникулах мне не раз приходилось успокаивать бившегося в судорогах кошмарного сна брата, чтобы родители ничего не услышали. Порой его истерики доходили до предела, и я, заламывая ему руки, чтобы он не поранил себя, и, зажимая ладонью его рот, держал до тех пор, пока приступ паники не отпускал его из своих мерзких липких когтистых лап. Потом он вмиг обмякал в моих руках и впадал в глубокий сон. Уложив Гарри на кровать, я заботливо укрывал его тонким одеялом и, убрав в комнате беспорядок – отец любил врываться к нему в комнату ни свет ни заря, чтобы разбудить, громко рявкнув у того над ухом, - тихо возвращался к себе. Однажды после очередного нервного срыва я поинтересовался, почему он не наложит на комнату заглушающие чары?
- До совершеннолетия мне запрещено пользоваться магией в маггловском мире, - просто ответил он. – А иначе…
- Что? – ничего особенного, обычное любопытство.
- Я с треском вылечу из Хогвартса, - скривился он. – И это произойдет быстрее, чем я успею произнести «квиддич», – он грустно усмехнулся чему-то своему. - Прости, я совсем замучил тебя своими… проблемами.
Я открыл окно, чтобы было легче дышать. Ночная прохлада тонким ароматом цветущего сада и трелями неугомонных цикад ворвалась в комнату, остужая разгоряченные молодые тела.
- Ерунда, - я забрался на подоконник и свесил ноги на улицу. – А почему не воспользуешься одной из своих микстур?
- Зельем? – поправил он и рассмеялся. – Слышал бы сейчас тебя наш профессор Снейп. Он самолично сцедил бы яд со своего языка и влил тебе в рот. Назвать его любимые детища дешевыми микстурами! Вмиг распознал бы разницу.
Я поежился, представив себе нашу химичку – толстую жабоподобную миссис Шелл.
- Он - ваш учитель химии?
Гарри вздохнул и, растрепав рукой челку, прошептал:
- Северус Снейп - профессор Зельеделия. Талантливый Мастер Зелий и… редкостная сволочь. Одним словом, ублюдок. - При этом щека его дернулась, и он рукой пошарил вокруг себя словно в поисках волшебной палочки. – А еще он похож на старую летучую мышь, - голос практически сошел на нет.
Мне пришлось поднапрячь слух, чтобы разобрать, что он там бормочет себе под нос.
- Так он еще и злобный старик? – С каждой фразой Гарри мне становилось все любопытнее. Было в них что-то такое… Такое… Знакомое?
Я ни как не мог уловить, что именно меня смущает в словах Гарри: то ли тембр голоса, становящийся хриплым при произношении странно-шипящепроизносимого имени учителя, то ли выражение лица, на котором вырисовывалась мечтательная улыбка.
- Ага. Ему уже тридцать пять… - зеленые глаза при этом странно сверкнули.
В общем, я так и не разобрался в своих догадках, отложив думки на потом.
Упершись затылком о косяк оконной рамы, я, отколупывая с подоконника потрескавшуюся краску пальцем, проворчал:
- Ну, это еще ничего. Вот нашей жабе уже лет сто, пожалуй. Она, наверное, еще Черчилля в пеленках видела. – Немного помолчав, я спросил Гарри. - А почему не выпьешь это… как его там… Какоготоснанепомню?
- Сна без Сновидений? – Я склонил голову на бок, ожидая ответа. – Нельзя. Боюсь пропустить что-нибудь важное, - вздохнул кузен.
- Что может быть важного во снах?
- Информация.

Странный это был разговор. Я видел, как Гарри мечется между желанием рассказать мне что-то, и при этом не решается. Он сидел на кровати, зажимая ладони между ног, склонившись так низко, что практически упирался лбом в колени. Со стороны могло показаться, что у него болит живот, но я точно знал: у Гарри эта поза всегда обозначала крайнюю степень смущения. Словно он ждал удара под дых, и поэтому защищался, как мог.
Я не стал его расспрашивать дальше. Перекинув ногу через подоконник в комнату, спрыгнул на пол и направился к двери. Придет время, сам все расскажет. Я умею ждать.
- Спокойной ночи, кузен.
- Спокойной ночи, Дадли…


…- А ты здорово похудел, Дадли - Гарри искоса глянул в мою сторону. – И сигаретами от тебя несет, как от старого морского волка. – Я напрягся. – Колись, что случилось?
Я совсем забыл, что с Гарри мы не виделись целый учебный год.

Кузен вернулся домой всего несколько недель назад. Едва Гарри переступил порог нашего дома, он скользнул взглядом по холлу, левая бровь его как-то странно дернулась вверх, а губы сложились в тонкую нить. Окинув меня с головы до ног пронзительным взглядом, ничего не говоря, торопливо потащил объемный сундук наверх. Даже не поздоровался
- Привет! Тебя можно поздравить с окончанием школы? – запоздало крикнул я ему вслед.
Он вмиг ссутулился и, не оборачиваясь ко мне, ответил:
- Нет. Я остался на второй год.
- Как?! – невольно вырвалось у меня.
- Вот так. - Гарри устало поднимался вверх по лестнице, и я заметил, что он заметно хромает, припадая на правую ногу. Из-под рукавов на обоих запястьях рук виднелись белые бинты с бурыми пятнами. Волосы тусклые и всклоченные. Кажется, на щеке я приметил свежий шрам.
- Постой! – я бросился по ступеням вслед.
- Потом, Дадли. Потом… Я очень устал.
Я замешкался еще секунду, но, увидев, как он сморщился, чуть заметно прижимая локоть к левому боку, в одно мгновение отбросил все сомнения.
- Давай я хоть помогу дотащить вещи до твоей комнаты.
Он обреченно вздохнул и обернулся. Я вздрогнул: это был не тот Гарри, которого я знал столько лет. Пустые глаза, испрещенное мелкими шрамами лицо, нервно подергивающееся веко...
- Давай, - нехотя согласился он.
Я схватился за ручку сундука и потянул вверх на себя. Мы сделали пару шагов, и Гарри вдруг остановился. Кованые грани больно ударили его по бедру, но он, кажется, этого не заметил.
Глядя куда-то поверх моей головы, он спросил:
- Скажи, тебе о чем-нибудь говорит дата: второе мая?
Это прозвучало как удар наотмашь по лицу. Я внутренне сжался, но сделал вид, что задумался.
- Ураган был. Деревья прямо с корнем вырывало и бросало на крыши домов, машины расплющивало, словно яйцо всмятку. Молнии рассекали небо, как мясник кабанью тушу: все вокруг буквально горело огнем, раскаты грома были настолько сильные, что разрывались барабанные перепонки. Ливень все сметал на своем пути. Много людей погибло.
- Да, много… - Он сделал несколько шагов, а потом тихо сказал: - Ты запомни эту дату, братец. Я тебе потом все расскажу.
Я не знал, что случилось у него в его мире. На фоне этого все мои проблемы казались мелкой песчинкой в центре пустыни на вершине бархана. Но свое второе мая я запомню надолго…


…И вот сейчас он сидел рядом со мной и пытался выудить все, что у меня произошло за последнее время.
- Давай, кузен, не молчи. Сразу станет легче.
Ага, станет, как же… О таком не говорят. Никому. Никогда. Ни за что…
Я почувствовал, как меня вновь начинает сотрясать лихорадка.
- Я не могу, - глядя в пустоту, я принялся пальцами перебирать край пледа.
- Почему? – удивился Гарри. – Ты мне не доверяешь? – в голосе послышалась обида.
- Доверяю. Но рассказать не могу. – И чуть слышно добавил: - Прости.
- Неужели так страшно? – скривился он, сверкнув в мою сторону холодным взглядом.
Если бы мне сейчас за шиворот насыпали целую кучу льда, и то арктический холод пронзил бы меня намного мягче, чем его глаза-ледышки.
- Так стыдно, - хлюпнув носом, я уткнулся лбом в его плечо.
- Мерлин, да что могло произойти с тобой настолько постыдное, что ты весь трясешься, как осенний лист? – приподняв пальцами меня за подбородок, он в упор посмотрел мне в глаза. Я невольно поежился. – Язык не поворачивается?
Я усиленно замотал головой, чувствуя, как слезы начинают застилать глаза.
Не могу я ему сказать.
Не могу.
- Тогда давай поиграем в «угадайку». Я буду задавать вопросы, а ты отвечать: да или нет.
Я равнодушно пожал плечами.
- Хорошо. Ты набрал самый низкий экзаменационный балл в классе?
Я мотнул головой.
- Послал нахрен Мардж?
Я вновь замотал головой.
- Вляпался в криминальную историю?
Я скривился.
- От тебя залетела девчонка?
Ответом ему стал тяжелый вздох: если бы...
- Что для парня может быть столь постыдное, что он бледнеет только об одной мысли об этом? – Гарри потер ладонями лицо. – Если только…
Он немного помолчал, решая для себя какую-то одному ему понятную задачу, а потом мягко так, словно у младенца, спросил:
- Может… Я сам? Ты мне позволишь?
Я понятия не имел, что он там «сам», но обреченно махнул рукой, мол, делай, что хочешь.
Гарри осторожно взял в ладони мое лицо и близко-близко приблизился ко мне. Я инстинктивно дернулся назад.
- Расслабься, - прошептал он. – Я ничего тебе не сделаю. Позволишь мне применить лигллименцию?
- Ч-чего?
- Я просто прочту твои воспоминания.
- А ты можешь? – Черт, это попахивало какой-то научной фантастикой.
- Да. Меня учили самые лучшие лигллименты магического мира. Это не больно. – Его голос убаюкивал, и я невольно расслабился.
- Ты уверен?
- Да… Я сам испытал это на себе. Конечно, было бы проще, если б у нас был думосбор, но… придется воспользоваться тем, что есть.
Взвесив все за и против, я нехотя согласился. Уж лучше он сам, чем я. Рассказчик из меня никакой. А эмоции до сих пор фонтаном бьют через край.
- Ты страшный человек, Гарри. - От осознания его реальной силы мне стало нехорошо. – С такими умениями, как у тебя, ты мог бы стать повелителем всего человечества на Земле.
- Знаю, - он подул мне в лицо и стер подушечками больших пальцев с моих висков соленые капли слез. – Из меня мог бы получиться самый жесткий диктатор или самый сильный Темный Маг последнего тысячелетия. Но я слишком устал от бесконечной борьбы. Поэтому я вернусь в свой мир. К… Не важно. Теперь расслабься, внимательно посмотри на меня, раскрой свое сознание…
Каждое его слово окутывало мой разум серебристой дымкой небытия. Руки с колен упали на пол. Плед соскользнул с плеча. Дышать стало затруднительно.
Распахнув веки, я посмотрел в зеленые, окаймленные черными прямыми ресницами глаза кузена, в которых играли всполохи, и… утонул в них.

@темы: Поттериана

Comments

[-КЫС-]

Классно!Очень интересно что будет дальше.

[Талула]

Классное начало! Только пейринг печалит. Слегка...

[Сильверина]

Интересно))

[infiniti-7x]

Глава 2.

Прислушивайтесь к себе. Как можно чаще доверяйте своей интуиции. И если вас хоть что-то смущает, смело отбрасывайте все в сторону, сметайте прочь как можно дальше и слушайте только голос разума…

***

Oh little town of Bethlehem, how still we see thee lie
Above thy deep and dreamless sleep the silent stars go by
Yet in they dark streets shineth, the everlasting light
The hopes and fears of all the years are met in thee tonight…

Рождественские песнопения, исполняемые на разный лад любителями поорать на морозе большой компанией, звучали на каждом углу нашего мелкого городишки. Городишки, который весь как на ладони. Как говорится, на одном конце испортят воздух, а в другом уже знают, что у тебя было на ужин. Последнее время меня это здорово выводило из себя. Когда ты маленький и носишь короткие штанишки, то многие вещи не замечаются, а углы сглаживаются, словно ты сутками не снимаешь розовые очки. Но когда становишься старше, все больше понимаешь, кто в этом мире что. И что от кого зависит. А мнение людей, сложившееся о тебе за годы проживания в этом захолустье, никогда не изменится, будь ты хоть семи пядей во лбу. В начальной школе я то и дело слышал за своей спиной: жирдяй, жирная свинья, Толстопуз. В такой момент я, не раздумывая, бил обидчику прямо в лицо кулаком, отчего частенько попадал на ковер к нашему директору, мистеру Диллану.
Вальяжно развалившись в кресле, он менторским голосом раз за разом повторял до оскомины надоевший монолог:
- Дадли Дурсль, если еще раз такое повторится, я буду вынужден просить попечительский совет школы поднять вопрос о твоем отчислении. Если у тебя чешутся кулаки, запишись в спортивную секцию бокса.
Я, рассматривая вытертый узор на ковре в директорском кабинете, криво улыбался. Никто не посмеет подать прошение о моем отчислении, поскольку мой отец является одним из попечителей этого самого совета. А с моим папашей шутки плохи.
Я виртуозно научился извлекать из этого пользу.

Когда по осени я в очередной раз разбил нос одному весьма не сдержанному на язык парню из нашей параллели, этот сучара Диллан привел в исполнение свою давнюю угрозу – нажаловался отцу, навешав тому лапши на уши, что я вот уже несколько лет держу в страхе всю школу.
Домой папаша влетел, словно ураган, сметая все со своего пути.
Я в это время долбил монстров в очередной игрушке на компе, выплескивая на джойстик всю злобу, накопившуюся за день.
- Петунья! – заорал он с порога, и я невольно втянул голову в плечи, прекрасно понимая, что меня ждет. – Где наш сын?!
-Да здесь я, - отозвался я, спускаясь по лестнице. Пусть уж проорется один раз и дело с концом.
- Можешь себе представить, он – самый крутой парень в школе! – Усы отца топорщились в разные стороны, как у кота, оба подбородка тряслись, словно ненавистное молочное желе, а руки ходили ходуном – он то и дело сжимал и разжимал пальцы, сотрясая кулаками воздух.
Услыхав такое, я едва не поперхнулся и, поскользнувшись, практически скатился с крутых ступеней вниз.
- Завтра ты отправляешься к Уэйансу, это мой старый школьный приятель. У него своя спортивная секция при колледже. Будешь профессионально заниматься боксом.
- Да с чего вдруг? – отряхивая штаны, я поднялся с пола, исподлобья наблюдая, как мать, отбросив все свои дела, на ходу вытирая руки, припорошенные мукой, фартуком, торопится ко мне. С одной стороны – попасть к Уэйансу считалось делом престижа: брал он к себе далеко не каждого, и те ребята, что в колледже носили фирменные спортивные куртки боксерской команды, вызывали зависть и уважение не меньше, чем регбисты. С другой стороны – на каждой тренировке он, выражаясь фигурально, сдирал с каждого буквально по семь шкур, выматывая на бесконечных пробежках и спаррингах. Я представил, как буду прыгать через скакалку, и заржал в голос.
- Я так решил. Чтобы всякие придурки типа вашего директора не смели мне тыкать в лицо, бросаясь словами, за которые когда-нибудь придется отвечать.
- Ты мой красавец, - с умилением повторяла мать, то и дело целуя меня в макушку.
- Весь в меня, - раздуваясь от гордости, не уставал повторять отец.

В спортивный зал при колледже я пришел вместе с Пирсом Полкиссом, надеясь, что тренер выставит меня за дверь, едва я переступлю порог его святая святых. Уэйанс, едва черканув холодным взглядом по Пирсу, целиком переключился на меня, словно вокруг больше никого не существовало. Его взгляд был пустым, совершенно ничего не выражающим. Мгновение – и в мою сторону полетел кулак. Я едва успел увернуться. В следующую секунду хук слева заставил меня перенести вес тела вправо и откинуться назад, пропуская удар в миллиметре от носа. Моя правая рука с огромной скоростью рванула вперед, целясь в солнечное сплетение Уэйанса, быстрее, чем я сообразил, что делаю.
- Стоп, - произнес он, уклоняясь от моего удара. – Скорость хорошая, реакция тоже. Потенциал большой. Тренировка завтра утром в шесть. Опаздывать не советую.
Развернувшись, он направился к рингу, где два парня уже в открытую мутузили друг друга, осыпая их матами и крича, что еще одно движение, и они оба будут сняты с предстоящих соревнований.
- Дадли… - Пирс, поежившись, обхватил свое тщедушное тельце тонкими руками. – Ты добровольно пойдешь на это?!
- Зато не будет проблем при поступлении в колледж, Полкисс, - усмехнулся я. – Тем более, с моими-то оценками.
В общем, я, записавшись в спортивную секцию при колледже, был вынужден ежедневно делать километровые пробежки, отчего живот стал немного меньше в объеме, а многочасовые отработки ударов на «груше» сделали мои руки сильными с заметными бугорками мышц. Вот только одежда оставалась прежней.
В итоге я все равно получал свое: жирный боров…

[infiniti-7x]

Поэтому я здорово удивился, когда на мое имя пришло приглашение на Рождественскую вечеринку в дом мэра нашего городка Мэтта Уилсона. Точнее, от его дочери, первой красавицы колледжа, Сандры Уилсон.
Когда мать взяла в руки розовый сильно надушенный конверт, она едва не прыгала от восторга, словно девчонка, с умилением разглядывая крупный четкий почерк на бумаге.
- Дадли, сыночек, эта такая честь для нас! – она то и дело подносила к носу конверт, шумно вдыхая в себя воздух, наслаждаясь его ароматом. – Какие духи, - тихо мурлыкала она себе под нос, мечтательно закатив глаза.
Отец, развернув открытку, раз за разом перечитывал вслух приглашение, покряхтывая от собственной значимости.
- Петуния, ты понимаешь, что это значит? – Я посмотрел на отца и покачал головой. – Теперь контракты на поставку наших дрелей посыпятся на нашу фирму, как из рога изобилия. Это ж уже совершенно другой уровень, - а потом обернулся ко мне: - Молодец, сынок.
У меня при виде этой лощеной безвкусицы неприятно засосало под ложечкой.
Сплюнув сквозь зубы, я исподлобья посмотрел на родителей: придурки, чему радуются? Как будто не знают, что на таких вечеринках присутствуют только те, кто относится к элите колледжа? А я даже не вхожу в ученический совет школы, стены которой, слава богу, покину в ближайшие полгода.
Мать засуетилась, в ее глазах я заметил безумный блеск азарта. Теперь остановить ее мог только асфальтоукладочный каток.
- Дадлик, тебе нужно пойти обязательно в чем-то очень элегантном! – Она уже мысленно перебирала мой гардероб, сочетая несочетаемое и отбрасывая ненужное, как негодность.
- Не пойду, - тихо сказал я, опершись руками о подоконник, наблюдая, как за окном валит снег огромными хлопьями.
- Строгий костюм, шелковая рубашка и обязательно старинные дедушкины запонки, - улыбался отец, прикуривая сигару, вальяжно развалившись в кресле. По такому поводу мать даже не высказала своего традиционного «фэ». – Пусть все видят, что ты серьезный молодой человек с большими перспективами на будущее, а не какая-то замухрышка, как отпрыск Поттеров.
- Я не пойду, - еще громче произнес я, размазывая по стеклу пальцем оттаявшую от моего дыхания льдинку, обернувшуюся каплей.
Кажется, меня никто не слышит.
- Дорогой, но тут сказано, что нужно обязательно прийти в карнавальном костюме, – мать еще раз пробежалась глазами по строчкам, написанным твердым четким почерком.
- В таком случае…
- Я НЕ ПОЙДУ! – крикнул я во все горло, прерывая отца на полуслове.
Черт, такую неслыханную наглость с моей стороны он вряд ли потерпит…
- Нет, молодой человек, ты пойдешь, - с нажимом в голосе произнес отец, сузив глаза. – Я не позволю тебе, сопляку, разрушать будущее нашей семьи. Я слишком многое ставлю на кон, ожидая от тебя полной отдачи. С твоей помощью я поднимусь еще на одну социальную ступень выше в нашем городе. Приглашение в дом мэра – это открытая дверь в новый мир! И не дай бог, ты позволишь себе… - Его руки сжались в пудовые кулаки.
Из моего горла вырвался рык. Едва не выбив кулаком оконное стекло, я выскочил из комнаты, громко хлопнув за собой дверью, хотя прекрасно осознавал – придется смириться. Если уж отец что и вобьет в свою башку, то спорить с ним будет совершенно бесполезно.
Как я в такие минуты завидовал Гарри, что он далек от всего этого кошмара.

И теперь я, подпирая спиной стену, стоял в просторной комнате, украшенной гирляндами, мишурой и огромной елкой, слушал идиотские рождественские гимны, наблюдал, как буквально сходят с ума перепившие вина и пива студенты из колледжа, искренне недоумевая, как я мог сюда попасть, если в этом году только заканчиваю школу? И в сотый раз про себя повторял: какой хрен дернул меня идти на эту чертову рождественскую вечеринку.
Мимо пробегающая девчонка сунула мне в руки бокал с «Маргаритой» и, хохоча, затерялась в толпе танцующих полупьяных молодых людей. Я посмотрел на часы и решил, что так сразу уходить будет не вежливо. Потерплю еще часок, а потом смоюсь.
- Дадли Дурсль? – раздалось рядом.
Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стояла Сандра Уилсон, хозяйка вечеринки.
- Да, - я попытался улыбнуться, поскольку опешил от увиденного. Передо мной стояла самая настоящая Лесная Жрица эльфов, точь-в-точь, как я видел во «Властелине колец». Красивая, загадочная… Умопомрачительная.
- Я – Сандра, - она протянула мне свою ладонь. – Мне приятно, что ты нашел время заскочить ко мне на вечеринку. Я слышала, ты очень серьезный молодой человек. Занимаешься боксом?
- Э… Ну… Я… Да, - я хлопал глазами, не в силах отвести от нее взгляда.
- О, это так здорово! - Она рассмеялась. Потом, лукаво сверкнув глазами, поинтересовалась: - А почему ты не пьешь «Маргариту»? Тебе не нравится?
- Нравится, - я пригубил бокал. – М-м-м-м-м… Вкусно.
- Я рада, - блеснув белозубой улыбкой, она потянула меня за руку. – Пойдем, я покажу тебе дом.
Кивнув в ответ, я одним залпом выпил коктейль, поставил бокал на подоконник и пошел следом. Кажется, жизнь налаживается!

- Это зал, это родительская спальня, это папин кабинет… - скороговоркой произносила она, когда мы проталкивались сквозь толпу веселившихся студентов: в нас то и дело летел серпантин, сыпалось конфетти, кто-нибудь то и дело норовил отдавить ногу или ударить локтем в бок. Давка была страшнейшая.
- Ты что, весь колледж пригласила? – громко крикнул я, стараясь перекричать рев музыки.
- Ага! – кивнула она. – Но из школьников ты – единственный.
- Почему?
- Захотелось!
- То есть?
- Я видела тебя на тренировке в колледже! Мне захотелось познакомиться с тобой поближе.
Я расплылся в улыбке. Такое внимание здорово льстило моему самолюбию.

Наконец мы выбрались к лестнице, ведущей на второй этаж.
- Черт, все платье помяла, - ворчала Сандра, снимая с плеча яркую ленту серпантина. – Пойдем со мной наверх, покараулишь у двери, пока я приведу себя в порядок.
Она быстро побежала вверх по ступеням. Вздохнув, я стал подниматься следом.
- Я сейчас, - крикнула она, скрывшись за одной из дверей.
- Хорошо, - произнес я в пустоту и огляделся.
Дверей на втором этаже было немного. Штуки четыре. Скорей всего, это были комнаты для гостей. Одна из них была распахнута настежь, и черт меня дернул полюбопытствовать, что в ней находится. Я не спеша подошел к дверному проему и, не входя, заглянул внутрь.
Ничего особенного. Комната, как комната.
Мое внимание привлекло нечто другое: прямо на полу четыре вдрызг пьяных парня в одинаковых куртках резались в карты. Конечно, каждый из них мне был знаком. Не лично, а визуально, поскольку все они были членами сборной команды колледжа по регби. Звезды, мать их, нашего городка: Карл Пайк, Али Эшби, Ким Коутс и капитан зазнавшихся выродков Метью Гиллори – первый красавец колледжа, отличник, бабник и полный ублюдок, кичившийся своей вседозволенностью и толстым кошельком своего папаши. Я частенько встречал его, когда приходил на вечерние тренировки. Он невольно заставлял обращать на себя внимание. На его фоне я чувствовал себя…
В общем, херово чувствовал.

Они громко хохотали, потягивая пиво, и совершенно не стеснялись в выражениях.
- Мет, ты так и не сказал, что хочешь получить в случае выигрыша, - пошатываясь, Коутс уткнулся в карты, разложенные веером в его руках. – На мою машину можешь не рассчитывать!
- Да кому нужна твоя рухлядь, - пьяно рыгнув, Эшби сбросил карту. – Он спит и видит, как завалить Сандру Уилсон на спину.
- Ага, в моей тачке! – теперь был черед Коутса. Он бросил карту и скривился, глядя, как сверху ложиться карта Гиллори.
- Я знаю, что он получит в случае выигрыша, - Пайк отбросил в сторону битые карты. – Пусть это будет первый, кто зайдет в эту комнату. Ты получишь его в рабство на… На сколько, Али?
- Пусть это решит карта из битых. Сколько очков – столько и…
- Заметано, - перебил их Гиллори и вытащил карту. – Шесть!
Четыре головы склонились над кусочком замусоленного картона.
- Не маловато?
- Мне хватит. Играем.
Он выложил свои карты, и вопли разочарования поплыли по комнате.
- И где мой выигрыш? – сделав большой глоток из банки с пивом, Мэтью Гиллори, откинув рукой с лица длинную челку, со вкусом потянулся, широко зевая.
В этот момент какая-то мимо проходящая сволочь, громко кричащая в трубку мобильного и при этом интенсивно размахивающая руками, пребольно толкнула меня в плечо. Даже не обернувшись, буркнуло «Прости», и умчалась дальше, не удосужившись даже обернуться, и я буквально ввалился в комнату.
Повисла гробовая тишина.
Четыре пары глаз в упор смотрели на меня, не произнося ни слова.
Первым молчание нарушил Ким Коутс:
- Вот и он…

Чувствуя, как у меня земля уходит из-под ног, я прислонился к стене и медленно сполз на пол.
Не может быть… Нет. Только не со мной.

Я не понаслышке знал, что значит попасть в рабскую зависимость одного из студентов колледжа. Там это частенько практиковалось. Что происходило между Хозяином и Рабом никогда не обсуждалось в открытую. Только догадки, поскольку вероятность, что завтра ты можешь оказаться на одном из этих мест, была слишком велика.
Че-е-е-ерт.
Вот это влип.
В голове зашумело, перед глазами поплыли разноцветные круги. Мир стал ярким, красочным и размытым.
Потом опустилась темнота.

[infiniti-7x]

***

Я очнулся от того, что сильно замерз. А еще от того, что в меня методично вбивался чей-то член.
Сначала боли я не чувствовал, только отвратительное давление, распирающее изнутри, да тяжесть чужого обнаженного горячего тела, соприкасающегося с моей, покрытой мурашками, кожей.
- Очнулся? – поинтересовался хриплый голос. – Как себя чувствуешь?
- Херово, - прошипел я сквозь стиснутые зубы, пытаясь стряхнуть с себя туманную пелену забвения.
Сфокусировав взгляд, облизнул пересохшие губы и, сжав непослушные пальцы, попытался врезать насильнику кулаком прямо в морду.
Не тут-то было. Мои запястья оказались крепко перетянуты широким ремнем и пристегнуты к спинке кровати.
- Отпусти, ублюдок, - зарычал я, пытаясь в полной темноте освободиться от пут.
- Не дергайся, я принял все меры предосторожности. – В лицо ударила жуткая вонь перегара, меня перекосило от отвращения. – Ты ведь Дадли Дурсль, будущая звезда бокса, я правильно понял?
- Да, - я дернулся под ним, чувствуя под собой ледяной шелк простыней. – И я размажу тебя по стене при первой же возможности, как только освобожу руки.
- О, сделай так еще раз, - чужие губы коснулись моей шеи и острые зубы впились кожу. – Ты не представляешь, какой это кайф.
Меня неприятно тряхнуло, а в районе солнечного сплетения будто разорвалась маленькая бомбочка, опаляя все нутро огнем.
- Отъебись, чертов педик. – Я весь сжался, непроизвольно напрягая мышцы. С каждым его толчком становилось больнее. Жжение интенсивнее. Казалось, что внутри меня с завидным постоянством работает раскаленный поршень.
- Отъебу и отъебусь, - хихикнула эта мразь в ответ.
- Нахуя?
- Ты – мой раб. Я тебя выиграл в карты. Теперь… ты… полностью… принадлежишь… мне… - с каждым словом он входил все глубже, а на последнем по его телу пробежала судорога, лицо исказилось в гримасу, полную дикого экстаза, и я почувствовал, как его член пульсирует во мне, изливаясь и оскверняя не только мое тело, но и мою душу.
От бессилья я прикрыл глаза и отвернулся. Несмотря на внутренний жар, мне казалось, что меня покрывает толстая корка льда, сердце сжали тугие тиски. А этот ублюдок, распластавшись на мне, тихо прошептал:
- Ты такой мягкий, словно надувной матрац. Так хорошо… - И отрубился, не соизволив даже сползти с меня.

Холодный ветер, врываясь в полуоткрытое окно, безбожно выстужал комнату, в которой я чувствовал себя пленником, шевеля легкие шторы. Если долго смотреть, то начинало казаться, что на них веселясь и поминутно завывая в щель, раскачивается привидение. Огромный блин луны, заглядывая в комнату, изредка прятался за тяжелыми снежными тучами, непрерывно сваливавшими свою тяжелую ношу в виде снега на студеную землю и припозднившихся прохожих, и, отбросив всякий стыд, нагло пялился на меня, упиваясь моим позором. Я лежал и чувствовал, как слезы горечи и унижения потоком льются с моих глаз, скользя по вискам и попадая в уши. Поворачивая голову, я отирал их о подушку, которая, вскоре, стала влажной. Зажмурив глаза, попытался отречься от происходящего, приняв как свершившийся акт. Теперь уже дороги назад не было. Теперь я буду в полной рабской зависимости, пока действие контракта «Хозяин-Раб» не подойдет к концу. Еще бы узнать, как долго.
- Как долго? – прошептал я в пустоту, слушая, как в холле большие напольные часы отбивают полуночное время.
- Шесть, - раздалось у меня над ухом. Голос был совершенно трезв. И у меня закралось подозрение, что все, что произошло нескольким временем ранее, было отнюдь не прихотью взбесившихся гормонов пьяного тинэйджера. – И больше никогда не спрашивай меня об этом. Когда придет время, я сам отпущу тебя.
Я дернулся, не чувствуя рук. Запястья онемели.
- Развяжи мне руки, - процедил я сквозь зубы, стараясь побольнее пнуть его в пах.
Он в ответ лишь заливисто рассмеялся, вжимая мои ноги сильными руками в матрац, впиваясь ногтями в мышцы не давая шевельнуться, отчего у меня создавалось стойкое ощущение, что кожа с тихим треском лопается.
- Прости, - скатившись с меня, он потянулся вверх, и я услышал звук расстегивающейся застежки ремня. Его сосок оказался в опасной близости от моего рта, и мне до ярких вспышек в глазах захотелось вцепиться в него зубами и с силой сжать, чтобы насладиться его криками боли, ощутив солоноватую кровь на языке.
Это желание исчезло так же внезапно, как и появилось, едва мои руки, больше не сдерживаемые на весу широкой кожаной полосой плетями упали вниз за голову, в суставах громко щелкнуло, резанув тупой болью по предплечью.
Я, закусив губу, с трудом сел, потирая распухшие запястья и растирая руки от плеч до кистей. Кровь пульсировала в онемевших пальцах – я чувствовал, как она толчками врывается в капилляры, пронзая ладони раскаленными иглами. Гиллори, подобрав под себя ноги, даже не потрудившись прикрыть наготу, наклонился вперед посмотреть, что случилось. Его накаченное тело, окутанное лунным светом, белело в темноте. Я улучил момент, и, собравшись силами, врезал кулаком в его довольную физиономию. Но руки слушались плохо, удар едва скользнул по скуле.
Он уклонился, одним мощным толчком повалив меня обратно на спину и сжав мои стертые запястья над головой, без особого труда прижал одной рукой к кровати.
- Отпусти.
Гиллори лишь тряхнул головой, как породистый скакун.
- У тебя куча телок, - прорычал я сквозь зубы, дергаясь под ним.
- С ними много проблем, - хмыкнул он, касаясь свободной рукой моего подбородка. А потом, с нажимом проведя по сжатым в узкую полоску губам большим пальцем, заставляя их раскрыться, прошептал: – С тобой проще.
- Не понял?
- Ты не залетишь.
- Сука.
- Будешь сопротивляться, то я приложу все усилия, чтобы поутру о случившемся узнала вся школа. Тебе это надо?
- Нет, - бессильно выдохнул я. – Но и постельной игрушкой для тебя не буду.
- Посмотрим.

С этого момента начался мой персональный ад.

***

Метью Гиллори не жил вместе со всеми студентами в кампусе. Вместо этого он снимал небольшой домик на другом конце города (Ха! Города! Две улицы – три переулка!), приезжая на занятия в колледж на шикарном байке. Почти ежедневно, когда у меня не было тренировок, он поджидал меня на углу школы и увозил к себе, где я, словно горничная, должен был содержать в чистоте его дом, одежду, готовить и… удовлетворять.
Его совершенно не интересовало, хочу я этого или нет.
Если с первыми тремя проблемами справлялся играючи – в свое время я частенько помогал Гарри по дому, пока мои родители отсутствовали, то вот с последним…

…После случившегося, я с ужасом приходил в школу, боясь услышать, как о произошедшем со мной на вечеринке судачит вся школа. Кулаки сжимались сами. И я ждал, что вот-вот… Сейчас… Прямо в лицо бросят грязное – «педик». Я злился, нервничал и не знал, что делать. Поделится со своей проблемой было не с кем. Возможно, если бы Гарри был рядом, то он… понял. Но и на это я не мог рассчитывать. Потерять единственного понимающего меня человека было бы тяжело. И я, стиснув зубы, молчал. Да и на «рабство» я забил, наплевав с высокой колокольни.
Через неделю после той проклятой вечеринки, все это время тщательно избегая всевозможных встреч с Метью Гиллори, я очень поздно возвращался с вечерней тренировки. В тот день я чертовски устал. Мистер Уэйанс как с цепи сорвался: сначала гонял по футбольному полю, заставляя нарезать круг за кругом, потом кинул в руки скакалку и самолично отсчитывал количество прыжков, изредка посматривая на секундомер, отжимание, груша, три спарринга подряд…
Да я просто умер!

[infiniti-7x]

Они налетели на меня неожиданно, из-за угла. Я, едва передвигая ноги от усталости, только успел откинуть в сторону рюкзак и встать в стойку. На большее меня не хватило. Удар в солнечное сплетение – я тут же скрючился пополам, под колени – я упал прямо в грязный снег, едва успев выставить руки вперед и спружинить, по голове – вспышка перед глазами и мерный гул в ушах затопили мое сознание. И началось… Били долго. Долго и больно. В ход шли и кулаки, и удары ногами. Я едва успевал уворачиваться, прикрывая руками лицо. Самое страшное было, что все это происходило поздним вечером посреди темной улицы в полнейшем молчании. Только тихие болезненные стоны срывались с моих разбитых губ. Единственное, что смягчало удары – толстая зимняя куртка. Но она, промокнув от влажного снега пополам с грязью, быстро покрылась тонкой корочкой льда, затрудняя мои движения. Несколько тщетных попыток подняться на ноги не принесли должного результата. Плюнув на гордость, я упал прямо на землю, поджал колени к груди, чтобы удары тяжелых ботинок не достигли живота, защищая солнечное сплетение, и прикрыл голову руками. Оставалось только отсчитывать наносимые мне пинки, надеясь, что скоро все закончится.
Они остановились так же внезапно, как и набросились на меня. Перевернувшись на спину, я долго смотрел в равнодушное небо, ловя губами хлопья снега. Спине было холодно, ноги в мокрых джинсах замерзли так, что я их уже не чувствовал. Пальцы рук беспричинно ощупывали мерзлый асфальт, под ногти забивались комки мерзлой уличной грязи. Скатившись на бок, едва сдерживая дыхание и не давая сознанию сказать мне чао, покачиваясь, я осторожно сел на землю, обхватив себя руками. Полный нокдаун. Только не рефери, ни секундантов в округе не наблюдалось. Все тело ломило, голова раскалывалась на мелкие части, слегка подташнивало, из разбитой губы сочилась кровь. Я автоматически стер ее рукавом, оставляя на грязной ткани противную кровавую дорожку. Провел языком по зубам, отмечая, что все на месте. Сплюнул на грязный снег отхаркнувшийся темный сгусток. Судя по всему, левая бровь была рассечена кулаком одного из нападавших – глаз стремительно затекал. Мне на колени упал маленький кусочек картона. Повертев в руках, я приблизил его к глазам, подслеповато щурясь, попытался рассмотреть, что это.
Шестерка пик.
Подняв голову, я с удивлением обнаружил, что рядом уже никого не было. Только на углу мелькнул яркий огонек от сигареты, щелчком сброшенный в близлежащую урну.
Значит, рефери все же был. Он вовремя дал команду «Стоп!». Иначе из меня бы выбили бы свесь дух.

«Рабов» иногда наказывают.
И я внял предупреждению. Повторов мне не хотелось.

Сколько я так просидел – не знаю.
В чувство меня привел звук тормозов, хлопнувшая дверь и быстрый топот в мою сторону.
- Дадли! - Голос Пирса Полкисса для меня сейчас был самой лучшей музыкой.
Перепрыгивая через лужи, он подбежал ко мне. Присел на корточки и, нахмурившись, принялся отирать грязь с моего лица белоснежным шарфом. Ясно, опять к девчонкам намылился. А я все ему испортил. Ладно. Извинюсь. Потом.
Закончив, Пирс положил мою руку к себе на плечи и обнял меня за пояс, вцепившись пальцами в скользкую ткань куртки, покряхтывая, попытался встать, стараясь приподнять вверх.
Я улыбнулся, наблюдая, как он пытается поднять меня на ноги. Маленький взъерошенный воробей.
- Ты с тренировки? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать. Ведь прекрасно знал мое расписание.
- М-м-м… - только и хватило меня.
- Эка-ж тебя уделали! Я, конечно, подозревал, что Уэйанс еще та зверюга. Но чтобы та-а-а-ак. До соревнований еще четыре месяца. А тебя уже в лепешку раскатали.
- Угу…
- Я сегодня забегал к тебе в спортзал и все видел.
- Э-э-э?! – Осторожно переступая ногами, я медленно повернул голову в его сторону.
- Не злись. Я знаю, что ты не любишь, когда я тебе мешаю. Но то, что я сегодня увидел на ринге… Прости, но во втором спарринге ты выглядел куда лучше, чем сейчас.
Я вяло махнул рукой ответ.

Уже сидя в салоне автомобиля, я, откинув голову на подголовник, попытался расслабиться. Сведенные судорогой в кулак побелевшие пальцы не слушались. Превозмогая боль, я попытался их распрямить. В руке что-то хрустнуло. Приблизив руку к глазам, я пронзил взглядом белеющий картон – игральную карту.
Я убью тебя, Гиллори. Клянусь…

[Талула]

Я надеюсь Дадли, как следует отомстит...

[infiniti-7x]

***

Свет, исходящий от экрана телевизора, голубыми бликами отражался на первом этаже в стеклах родного дома. От отцовского смеха сотрясались стены, видимо, он в очередной раз смотрел любимое идиотское шоу с участием Саши Бэрона Коэна, изображавшего из себя Бората Сагдиева. В соседнем окне за легкими занавесками угадывалась тонкая фигура матери. Она готовилась ко сну: судя по тени порхающих вверх-вниз рук, ее бигуди постепенно перемещались из коробки, стоящей на туалетном столике на многострадальные волосы, чтобы к утру природные изящные локоны вновь преобразились в растрепанное руно бешеной овцы.

Перегнувшись через мои колени, Пирс потянул за ручку, открывая дверь машины.
- Слушай, может, я тебе все-таки помогу дойти до дома? Хотя бы по ступеням подняться, чтоб ты не скатился по ним вниз обратно. В твоем состоянии это…
Я недовольно дернул бровью. Обхватив руками ноющие ребра, неспешно спустил ноги на землю и, стиснув зубы, буквально вывалился из железного нутра тачки Полкисса.
- Нет. – Выпрямив спину, я сделал пару шагов по направлению к дому. – Спасибо, Пирс. Увидимся. – Не оглядываясь, я едва махнул на прощание рукой.
- Судя по твоему виду, не раньше, чем через неделю, - хмыкнул Пирс, но в его голосе угадывались нотки неподдельной тревоги.
- До завтра, - отрезал я.
Дверь за спиной со щелчком захлопнулась, мотор взревел, и машина рванула вверх по улице, выплевывая из-под колес ошметки грязного снега. Раздался вой клаксона, и железная колымага – краса и гордость Полкисса - свернула в один из проулков, рассекая желтоватым светом фар ночную мглу.
Проводив ее взглядом, я, чтобы лишний раз не напрягать ноющее тело, потянул на себя ручку двери и шагнул в блаженное тепло родительского очага.

Спустя час, отмокая в огромной ванне, наполненной горячей водой, я с наслаждением осознал, что боль постепенно угасала. По всему телу будто пробегали слабые разряды тока, тонкими иголочками глубоко покалывая кожу. Ладони горели, а кончики пальцев чесались, словно там копошился целый рой муравьев. Синяки, покрывавшие тело, стремительно бледнели, лопнувшая содранная кожа на костяшках покрылась тонкими заживающими струпьями и, отмокая в воде, в момент отслаивалась, являя взору гладкую, без малейшего намека на шрамы розовую кожицу. Криво усмехнувшись, я повернул голову и, глядясь в зеркало, оцепенел: на лице практически не осталось ни единого намека о жестокой расправе за мое неповиновение. Только еле заметный шрам на скуле, ссадина над бровью да зеленовато-сиреневый синяк, расползающийся от переносицы под левый глаз.
- Ладно, козлы, - хриплый рык сорвался с опухших от ударов губ, - я не понимаю, что сейчас происходит, но пощады от меня не ждите.
С этими словами я резко поднялся из ванны и, обмотав бедра полотенцем, не вытираясь, прошлепал босыми ногами в свою комнату, оставляя следом лужицы воды, стекающей с тела извилистыми ручейками.

***

Я не торопясь шел домой, когда резкий визг тормозов, мерзкий вой клаксона и громкий окрик раздались откуда-то издали:
- Эй, Дурсль, остановись!
Всего на полсекунды тело оцепенело, и я вновь отправился по давно набившему оскомину маршруту.
- Ты, что, не понял? – Ненавистный голос ударил по перепонкам, следом послышался звук громко захлопывающейся двери машины.
О, так можно издеваться над любимицей только в том случае, когда пребываешь в полной ярости.
Ледяной наст, хрустя под тяжестью рифленой обуви, не скрывал громкого топота ног. Стальной захват плеча сильными пальцами заставил болезненно сморщиться. Даже сквозь толстый слой ткани куртки я ощущал их мощь, подавляющую мои собственные силы. Резкий разворот – и, заглушив вой сквозь зубы, я лицом к лицу сталкиваюсь со своим персональным кошмаром – Мэтью Гиллори.
- Какого хрена тебе надо? - Схватив Гиллори за запястье, я попытался отодрать его руку от себя.
Он, поджав губы и сузив глаза, только крепче сжал пальцы. Наклонившись практически вплотную, пристально осмотрел мое лицо. Потом осторожно самыми кончиками пальцев провел по переливающему зеленью фингалу под глазом, отчего мои щеки внезапно вспыхнули румянцем. Я отшатнулся, чувствуя, как от него исходят волны возбуждения, которые он пытался скрыть под маской мнимой и мне абсолютно ненужной заботы.
«Это от мороза» - попытался убедить я себя, намереваясь оттолкнуть Гиллори как можно дальше.
Сжав руку в кулак, я был готов нанести сокрушительный удар в челюсть, но воздух вокруг вдруг стал каким-то густым, вязким, словно кисель. У меня не хватало сил даже размахнуться. Все вокруг напоминало кадры немого кино: как я не пыжился, мое тело, вопреки разуму, отказывалось нанести стоящему рядом ублюдку какой либо вред. Прикрыв глаза, чтобы Гиллори не заметил в них мелькнувшей искры растерянности, я разжал пальцы.

- Уф! – облегченный вздох, сорвавшийся с его губ, легким ветерком сбил мою челку на глаза, и я склонил голову вниз. - Мне сказали, что вчера вечером, когда ты возвращался с тренировки, здорово отделали. Но я вижу, что не всему, о чем болтают, можно верить.
Я криво усмехнулся: да, синяки и шрамы за какой-то короткий промежуток времени действительно побледнели или исчезли совсем. Но внутренние повреждения отдавали тупой болью. Было трудно дышать, ребра ныли и при ходьбе, если уж очень сильно присмотреться, я, припадая на левую ногу, ощущал, как в бедре мышцы скручивались в тугую спираль.
- Кто? – равнодушно спросил он, подцепив носком ботинка ледышку, отпинывая ее прочь.
Мрачный взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего.
- А то не знаешь! Не прикасайся ко мне, - в злобное шипение сквозь зубы и прищуренный взгляд я попытался вложить всю свою ненависть и презрение к парню, стоящему напротив.
- Забываешься, - Гиллори, сплюнув под ноги, чуть отступил назад, потянув меня за собой к машине. – Ты принадлежишь мне.
- Я никому не принадлежу! – Чаша терпения переполнилась, дожидаясь последней капли, чтобы, вырвавшись из еле сдерживающих краев, снести все на своем пути, не оставляя камня на камне.
На нас стали оглядываться. Меньше всего мне хотелось огласки. Но сейчас я сопротивлялся всеми доступными способами – тормозил ботинками по снегу – и слышал, как трещит ткань капюшоне под стальной хваткой ненавистного чудовища, повысил голос, размахивая руками, стараясь сделать так, чтобы со стороны это выглядело как разборка между двумя парнями. Послышались робкие шушуканья и в нашу сторону полетели весьма заинтересованные взгляды собирающейся толпы: еще бы, кажется, назревала драка между капитаном регбистов колледжа и перспективным боксером местной школы. Кто-то крикнул о принимающихся ставках, в ответ раздались смешки и весьма двусмысленные высказывания по этому поводу.
- Хватит сопротивляться, - ударив меня кулаком в живот, от чего боль новой силой разлилась по всему телу, а потом резко сконцентрировалась в одной точке в районе солнечного сплетения, заставив согнуться напополам, он впихнул мою тушку в салон автомобиля, и я буквально скрючился на переднем сидении. – Устроил тут шоу! – Дверца захлопнулась. Спустя пару минут Мэтью уселся за руль и, повернув ключ зажигания, обернулся в мою сторону: - Отработаешь долг, и вали ко всем чертям. Держать не стану.
Мотор заурчал, словно огромная хищная кошка, ластившаяся к властной, но в то же время нежной руке хозяина. Раздался характерный снежный хруст под колесами, и стальная зверюга рванула вперед.
Меня по инерции откинуло назад и вжало в спинку кресла.
Черт, ну, почему я не могу его ударить?
Почему?

[infiniti-7x]

****

- Раздевайся.
- Нет, - уже автоматически ответил я, хотя ремень рюкзака сам выскользнул из ослабевших пальцев, и тот с громким стуком упал на пол.
- Как хочешь? – «хозяин» пожал плечами, стягивая с себя клубную куртку, кидая ее тут же на пол. – Все равно тебе убирать.
Сбросив кроссовки, он босиком прошелся по застеленному ковровой дорожкой полу, на ходу потягиваясь. Тонкая футболка натянулась, рельефно очерчивая каждую мышцу. Привычной толстовки на Гиллори не наблюдалось. Выходит, он выскочил из дома в чем был, едва успев накинуть на себя первую попавшуюся одежду, чтобы забрать меня возле школы, едва узнав об инциденте? Бред какой-то. Хотя… Он ни за что не стал бы светиться у ворот в куртке своей команды. Только если совсем умом тронулся. Беспокоился обо мне, ублюдок? Да вряд ли. Ему просто стало жаль своей испорченной игрушки, откуда возник вполне законный интерес: можно ее починить, или уже все – можно выбросить, ни о чем не сожалея?

Пристально наблюдая за Гиллори, я как можно осторожнее подхватил широкую лямку рюкзака и, пятясь назад, принялся нащупывать дверную ручку. Пальцы коснулись холодного металла. Осторожный поворот, характерный щелчок замка, и морозный воздух, проникший сквозь приоткрытую щель, предоставил мне свободу. Вздохнув, я сделал еще один шаг и, развернувшись, готов был бросится вон, как резкий рывок за ворот отбросил меня назад, и я, едва успев сгруппироваться, упал на пол.
- Куда? – процедил сквозь зубы Гиллори. – Я не разрешал тебе уходить.
Рюкзак был вырван из рук и с громким стуком отброшен в сторону. Вжикнула молния на куртке. Меня грубо, с каким-то остервенением принялись выдергивать из одежды. Острым коленом Мэтью уперся мне в грудь, перенеся на него весь вес накаченного тела, затрудняя дыхание. Перед глазами поплыли круги, лишая остатков сил и воздуха. Этот гад знал, что делал.
Сжав руки в кулаки, я резко выкинул руку вперед, целясь прямо в челюсть, чтобы сбить эту наглую улыбку с ненавистного лица. Он шутя перехватил ее рукой.
- Что ж, сам напросился. – Вскочив на ноги, он одним рывком поставил меня рядом с собой и произнес, глядя прямо в глаза. – Ты разозлил меня, Дадли. Очень разозлил.
Яростный пинок по двери, и я почувствовал, как под моей спиной жалостливо всхлипнул матрац…

Во мне что-то беззвучно щелкнуло и сломалось, выплескивая липкое отвращение к происходящему наружу.
- Неужели тебя это ни капли не заводит? – деланно удивился Мет, стягивая с себя футболку и кидая ее у подножья кровати, попутно шаря шершавыми жесткими ладонями по моему подрагивающему отнюдь не от возбуждения телу.
От его прикосновений я только сжимался еще сильнее и, стиснув зубами кончик подушки, старался сдерживать стоны боли, вызванной внутренними повреждениями вчерашней драки.
Не так я себе представлял свой первый сексуальный опыт. И далеко не с парнем. Чтобы хоть как-то отвлечься, я мысленно грезил о пышногрудой красавице с соблазнительными формами. От этого становилось только хуже, и вскоре я отбросил все фантазии напрочь, как ненужный хлам, впадая в апатию, полностью отрешаясь от происходящего.

Спустя час, едва передвигая ноги и держась за поясницу, я плюхнул переполненный чайник на плиту – из его носика выплеснулась вода, заливая конфорки – и засунул в микроволновку пиццу. Нарезая острым ножом кружочками большой красный помидор, я с удовольствием отметил, с какой легкостью отточенная сталь рассекает тонкую кожицу, из-под которой вытекал красный сок, так похожий на кровь, и представлял, как острое лезвие с легкостью входит в накаченное тело и поворачивается в нем…
Сжав пальцами остриё, сначала я не почувствовал, как рука наполняется влажным теплом, а на столешницу упали тяжелые алые капли.
Я просто стоял, прикрыв глаза, и сжимал ладонь все сильнее и сильнее, чувствуя, как от знакомого приторного запаха с ноткой железа мое тело начинало сотрясаться мелкой дрожью.

Тихий вздох и бормотание типа «Боже мой!» вывели меня из оцепенения. На руку полилась ледяная вода. Распахнув глаза, я с удивлением наблюдал, как красные извилистые струйки стекают в раковину. Замерзшие пальцы разжались, и нож с отвратительным лязганьем упал в мойку. Кое-как осушив руку бумажным полотенцем, Гиллори от всей души залил рану какой-то прозрачной гадостью. Выступившая кровь забурлила, запенилась, но остановилась. Стало больно, но терпимо. Закусив губу, я отстраненно наблюдал, как он накладывал на рассеченную ладонь мазь, а потом туго наложил бинт, затягивая концы узлом.
По кухне поплыл запах пиццы. Щелкнул зуммер микроволновки, оповещая, что все уже готово. Заливисто засвистел чайник, и я автоматически повернул ручку плиты, отключая газ. Две ложки кофе в кружку, кипяток почти до краев и никакого сахара… Все это я водрузил на стол, за которым задумчиво сидел Мэтью, покручивающий в руках серебристую чайную ложечку.
Потянувшись за большим куском итальянского пирога, он, отхлебнув от кружки, как бы невзначай поинтересовался:
- Почему ты отталкиваешь меня? Знаешь, ведь это больно.
Меня словно окатило ведром ледяной воды. Я вздрогнул, медленно поворачивая в его сторону голову. Тот равнодушно откусил огромный кусок и, запив его кофе, пристально посмотрел на меня. Наглая улыбка, скривившийся рот… и только в глазах на мгновение мелькнуло нечто странное, отдаленно похожее на сожаление пополам с жалостью, не похожее на обычную похоть.
Больно.
Да ты, гнида, знаешь, что такое боль?
Не физическая, нет, которую ты намеренно причиняешь мне при каждой нашей встрече. Ее можно вытерпеть, сжав кулаки и до крови закусив губу, плотно смежив веки, чтобы не видеть твоего ненавистного лица. Ты растоптал меня, смешав с грязью, заставив бояться собственной тени, слухов и сплетен, что вот-вот поплывут по округе, слетая с языка на язык местным сплетникам, разносясь по мелкому городишке со скоростью чумной заразы в високосный год, с каждым разом собственноручно любовно взращивая и культивируя мою ненависть к тебе. Ты влез в мою душу своими грязными руками и уничтожил те малые зачатки порядочности, которые я приобрел благодаря моему кузену, вырвав их вместе с корнем, оставляя на их месте гниющие кровавые раны. Если бы Гарри был здесь, то он… Боже, кого я обманываю? Что смог бы сделать этот невысокий худущий мальчишка? Набить ему за меня морду? Поскольку сам я чувствовал себя рядом с Гиллори словно опутанным липкой, но сверхпрочной паутиной. Опустошенным. Но от Гарри исходила такая неведомая сила. Такая мощь, что даже мне становилось рядом с ним не по себе. И с каждым годом она возрастала все сильнее и сильнее. Я чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Рядом с ним было неимоверно жарко: он был похож на спящий вулкан, до конца не осознающий, что в один прекрасный момент его сила проснется и огненной лавой все снесет на своем пути, не оставляя после себя камня на камне.
- Больно? – прошипел я, опираясь руками о край стола и нависая над Мэтью. Он удивленно посмотрел на меня снизу вверх и вдруг расплылся в улыбке, слизнув прилипшие крошки с губ.
- И?.. – выдохнул он, обдавая меня ароматом кофе.
- Да я тебя…
В его глазах мелькнул неподдельный интерес.
В этот момент раздалась трель мобильника, лежащего на столе рядом с тарелкой. Он подал мне знак заткнуться и, нажав на кнопку, приложил трубку к уху.
- Да, - рявкнул он, резко потеряв ко мне всякий интерес. – Не выяснил еще?.. Хорошо… Я все понял.
Поднявшись из-за стола, Гиллори, увлеченный разговором, обошел меня стороной, и, выйдя из кухни, поднялся по лестнице на второй этаж.
Это был мой шанс как можно скорее свалить отсюда.
Я услышал, как где-то наверху хлопнула дверь. Значит, разговор был очень важен, и Мэтью не хотел, чтобы я услышал его.
Выскочив за ним следом, я впопыхах принялся натягивать на себя куртку. Сунул ноги в кроссовки и, подхватив рюкзак, бросился прочь из этого дома, не заметив, как из кармана на порог упал смятый комок картона.

Едва с лязгом хлопнула входная дверь, Мэтью практически бегом сбежал с крутых ступеней. Глядя вслед спешно удаляющейся спине Дадли, он, сплюнув на землю, с силой ударил по дверному косяку, рассекая на костяшках пальцев кожу. Взгляд скользнул по грязному снежному месиву и зацепился за валявшейся на уличной ступеньке бумаге.
Наклонившись, он поднял карту и расправил ее.
Шестерка пик.
Скрипнув зубами, рот Мэтью Гиллори скривился в мрачной ухмылке.

[cama]

Интересно))

[Klara89]

Очень интересно. Автор, плиз, проду!

[infiniti-7x]

Автобус сделал еще один полноценный круг по городу. Я сидел на заднем сидении, тупо уткнувшись лбом в холодное стекло, наблюдая за мелькающими огоньками. Зимние сумерки окрасили небо в почти непроницаемый черный цвет. Белые снежинки на его фоне казались каким-то кощунством. Их пляска в надвигающейся метели припорошила все, что попадалось на пути. И мне до жути хотелось, чтобы мои следы, ведущие к дому Гиллори, были занесены толстым-толстым слоем снега. И я никогда не смог вернуться туда по своей ли воле, по чужой ли прихоти…

Водитель автобуса искоса глазел в мою сторону, недовольно морщась и постукивая пальцами по рулю. Заметив его взгляд, мне стало совсем неуютно. Мерзкий озноб скользнул по позвоночнику, вызвав невольное передергивание плечами. Я изо всех сил вцепился не двигающимися пальцами в рюкзак.

Дождавшись первой остановки, пулей выскочил из расслабляющего тепла навстречу мраку и метели. Оглянувшись по сторонам, с тоской понял, что поспешил – тащиться до дома придется целый квартал. Натянув капюшон, обмотавшись шарфом, прикрывая лицо от ледяного ветра, поправил лямки рюкзака и, засунув руки в карманы, поплелся по заснеженному тротуару домой. Наверняка был более короткий путь через переулки, но в ту минуту все мои мысли были заняты только одним – как избежать свалившегося на меня кошмара.

Домой вернулся поздно: злой, голодный, окоченевший, громко стучащий зубами. Сбросил у порога куртку, швырнул в угол рюкзак и прямиком прошел на кухню, манимый соблазнительными запахами. Мать как всегда была на высоте – гора сдобных булочек с джемом, заботливо укрытая льняной салфеткой, источала ванильный аромат. Схватив одну, я впился в нее зубами. Липкая начинка тяжелой каплей поползла по подбородку, пачкая пальцы. Я невольно облизал их языком, и замер… Еще пару часов назад чужие пальцы нагло скользили по моему языку. При первой же попытке сжать челюсти они надавили на корень, и я едва сумел сдержать рвотный порыв, чтобы не захлебнуться. И сейчас мерзкий горько-кислый комок опалил гортань, от чего кадык на горле заходил ходуном.

- Дадли, солнышко, где задержался? – Я вздрогнул, почувствовав легкое прикосновение к волосам на затылке.
- Ма, - резко развернувшись, сбросил ее руку. - Не стоит подкрадываться незаметно. У меня чуть рефлекс не сработал. Я мог ударить. – В крепко сжатом кулаке хлюпнуло и из раздавленной булки потекло смородиновое варенье. Сладкие капли упали на идеально чистый пол.
- Ну, что ты, дорогой, - она засуетилась, принимаясь стирать бумажными салфетками темные кляксы. – Сейчас я тебя покормлю.
- Не стоит, - подойдя к раковине, я брезгливо стряхнул в нее остатки сдобы, подставляя испачканную ладонь под теплые водяные струи. – Расхотелось.

Я не кривил душой. Есть и правда расхотелось. Мать еще что-то покудахтала, но, заслышав, как по дому полились звуки до скрежета в зубах надоевшей музыкальной заставки, бросив все дела, отправилась в свою комнату наслаждаться очередной мыльной оперой.

Немного поразмыслив, я отправился в гостиную к отцу. Он пребывал в хорошем расположении духа: превосходный ужин, чашечка кофе, сигара и свежая газета создавали ему иллюзию райской жизни. Следовательно, он вполне миролюбиво мог ответить на вопрос, снедавший меня вот уже несколько недель.

Усевшись в соседнее кресло, я, закинув ногу на ногу, с легким пренебрежением в голосе, словно между прочим, спросил:
- Па, что ты знаешь о карточных долгах?
Тишина, повисшая в комнате, показалась вечностью. Сжав пальцами подлокотник кресла, я постарался максимально расслабиться хотя бы для видимости. Опустив газету, он, прищурив и без того узкие глаза-щелочки, внимательно посмотрел не меня.
- Во-первых, это святое. – Светлые усы шевельнулись – характерный признак заинтересованности. - Если ты заранее знаешь, что не сможешь выплатить его до последней монеты, то лучше за игральный стол не садиться. Как бы ни был велик соблазн. – Газета была сложена пополам и отложена в сторону. Толстые пальцы зашевелились, перебирая невидимую игральную колоду. - А уж если решился, то будь готов к любым неожиданностям. Порой на кону оказываются не просто деньги - целые состояния.
Опершись затылком о мягкую спинку кресла, я прикрыл глаза:
- А если на кон ставят жизнь человека, то тогда как? – спросил и замер. – Разве это не претит этике?
Сделав глубокую затяжку, отец мечтательно закатил глаза:
- Такое тоже случается… - Потом встрепенулся: - Ты выиграл сногсшибательную красотку, да? И теперь не знаешь, что с ней делать? – Пепел от сигары упал аккурат в самую середину пепельницы. - Не волнуйся, сын, природа подскажет! – и тихо хмыкнул: – Надо же, парень стал совсем взрослым.
- А его можно разорвать? Этот… долг? – Я чувствовал, как боль, пульсирующая в висках, постепенно переместилась в кончики пальцев. Их покалывало, выкручивало, наполняло жаром.
- Нет.
- До каких пор? – Наверное, еще немного, и на подлокотниках появятся подпалины. Я медленно приподнял руку, чтобы проверить, не осталось ли под подушечками характерных темных пятен обуглившегося дерева.
- Пока он не будет выплачен полностью.
- Полностью… - От услышанного горло перехватил спазм. Захотелось пить. Прикрыв глаза, я чуть слышно прошептал: - Кто знает, где грани моего долга…

Отец, пристально глядя на меня, прищурил глаза, а потом глумливо захохотал, брызгая слюной. Одна большая капля повисла на трясущемся жирном подбородке. Мне стало противно

Впервые в жизни захотелось его ударить.

***

[infiniti-7x]

Вот уже которую ночь я мучился от бессонницы.

В голову лезли всякие мысли. Накрывая голову подушкой, я беспомощно вбивал кулаки в матрац. Вертелся из стороны в сторону, сбивая простыни в ком. То сбрасывал с себя одеяло, то заворачивался в него, словно в кокон. Порой полночи, включив комп, резался в очередную стрелялку, уничтожая монстров, в каждом видя мерзкую рожу Гиллори, испытывая садистское удовольствие от моря пролитой крови.

Когда становилось совсем невмоготу, хоть волком вой, то я на цыпочках прокрадывался в комнату Гарри. Усевшись посреди его каморки на вытертый от старости ковер, я впадал в своеобразный транс. Раскачиваясь из стороны в сторону, ощущал, как по моему телу струилось тепло, наполнявшее изнутри золотистым сиянием. Прикрыв глаза, я не замечал, как по щекам начинали бежать слезы. От этого становилось легче. Здесь, в комнате кузена, кажется, в единственном месте на всем белом свете, я мог дышать полной грудью. Обняв руками тощую подушку с пробивающимися сквозь застиранную наволочку жесткими перьями, я прижимал ее к себе и рассказывал… рассказывал.. рассказывал...

От постоянного недосыпа и нервного перенапряжения учеба стремительно летела ко всем чертям. Хотя, куда еще ниже? Учителя недоумевали, пытаясь докопаться до истины: ругали, стыдили, вызывали в школу родителей… Я лишь огрызался, посылая их на хрен вместе с мнимой заботой и приторным сочувствием.

Зато мистер Уэйанс был доволен – среди боксеров в моем весе мне не было равных. На ринге я превращался в дикого, необузданного зверя. Методично отрабатывал удар за ударом, выматывая соперников до полуобморочного состояния. Мозг работал в одном направлении: теперь я с легкостью предугадывал следующее действие оппонента, словно предо мною за несколько секунд до происходящего кто-то показывал цветную картинку. Перчатка летела точно в цель.

И все время лелеял одну единственную мечту – когда все закончится, я отыграюсь. По полной.

Вместе с даром предвидения обнаружилось еще кое-что странное…

То, что на мне все заживало, как на собаке, давно перестало удивлять ребят. Как бы ни был жесток спарринг, наутро на моем теле невозможно было отыскать даже самой маломальской царапины. Как-то на одной из тренировок я заметил, как мой соклубник – Тим Роддан – здоровый высоченный парень, работает в полсилы. Накануне он принимал участие в юниорских соревнованиях. Звезд с неба не хватал, но третье место укрепил за собой прочно. Мистер Уэйанс только хмыкнул, но от прилюдного обсуждения прошедшего боя отказался, сославшись на занятость. Тим был не многословен. На все вопросы, типа «ну как все прошло?» отвечал однозначно: - «Нормально».

Мой спарринг был короток. Послав соперника в нокаут, я, закончив бой, перелез через канаты, и устало плюхнулся рядом с Тимом на широкую лавку. Разматывая бинты на руках, невольно задел локтем соседа. Тот, отстраняясь, болезненно сморщился и, оглянувшись по сторонам, не заметил ли кто, стал осторожно растирать предплечье. Словно чувствуя его боль, по моей руке заскользили холодные пронзительные иглы. Она слегка онемела. В плече послышался легкий хруст.

- Сустав вышиб?
Невинный вопрос заставил Роддана напрячься.
- Нет, все хорошо…
- Ага, так хорошо, что меня буквально скручивает от нахождения рядом с тобой, - я чуть отодвинулся в сторону, но неприятные ощущения не отпускали. – Почему не скажешь мистеру Уэйансу? - любопытство взяло верх.
- Больной, да? - В усталом голосе послышалось неподдельное удивление. - Он же меня с соревнований снимет.
- Зато подлечишься немного, - все еще ничего не понимая, я пожал плечами.

Тим немного помолчал. Потом, достав бутылку с водой, задумчиво отвинтил крышку. Приложился губами к пластиковому горлышку и сделал большой глоток. Прозрачная капля скользнула с уголка губ. Роддан машинально стер ее тыльной стороной ладони. Взгляд был устремлен в пустоту. Казалось, он ничего не замечал вокруг себя. Повернувшись вполоборота, я посмотрел в его отрешенное лицо. Вопрос просто вертелся на кончике языка, но я силой воли загнал его под пяту, сжав сведенные легкой судорогой пальцы в кулак.

- У тебя есть мечта? – вдруг спросил Роддан.
Вздрогнув, я кивнул головой. Есть ли у меня мечта? О, ее даже мечтой-то назвать трудно. Это снедающее изнутри желание, выедающее мозг. Желание сокрушить, уничтожить… освободиться, наконец. В районе солнечного сплетения нарастал вулкан. Стало неимоверно горячо. Чужая боль отпустила, расслабляя онемевшие мышцы.
- Вижу, что есть, - заметил он. – У меня тоже… - Еще один глоток. - Я должен победить Нильсона чего бы мне это ни стоило. Прижать гада к ногтю. Устроить ему персональный ад на ринге. Я лелею эту мечту уже несколько лет. Скоро выпуск – это мой единственный шанс… - Парень замер, оборвав себя на полуслове.
Каким-то шестым чувством я понял… Понял это.
- Ты был его Рабом?
Тим вздрогнул, отшатнувшись в сторону.
- Откуда ты… - По щекам полыхнул румянец стыда.
- Не бойся, я ничего не знаю, хотя могу предположить.
- Не стоит, - выдохнул он. – Это мои проблемы.
Закрыв глаза, он оперся спиной о стену, сжимая и разжимая кулаки. Как же я понимал его в эту минуту. Унижение, страх, боль… замкнутый круг, из которого трудно выбраться самому. Помощи ждать неоткуда, поскольку в таких делах никто не рискует навлечь на себя немилость старшекурсников. В порыве, я положил ладонь на его руку и сжал пальцы. Он постарался освободиться, но я лишь усилил хватку. Кажется, я понял, что нужно делать.
Рывком поднявшись с места, я потянул его за собой.
- Идем, - произнес я тоном, не терпящим возражения.
- Куда, - в его глазах плескалась паника.
- В раздевалку. Кажется, я могу тебе помочь.

Заставив Тима раздеться до пояса, я усадил его на стул и положил ладони на чуть припухшее плечо. Прикрыв глаза, принялся ощупывать каждый дюйм, медленно перемещая пальцы по липкой от пота коже, чувствуя, как под подушечками перекатываются сведенные болью мышцы. Мне казалось, что по моим венам течет сияющий золотистый поток, собираясь в огненный шар в центре ладони, и распадаясь на пучки, перемещаясь в пальцы. Руки сами знали, что делать: они мяли, растирали, надавливали именно там, где это было необходимо. Он них шел нестерпимый жар, направляющий непонятную мне силу в источник боли, разрушая его и исцеляя невидимые повреждения.

Тим застонал. Я чувствовал, что мучительная боль покидает измученное тело. Ладони скользнули на затылок, разбивая нервный зажим. Голова Роддана свесилась вниз. Он засыпал. Пальцы вплелись в светлые волосы и начали массировать кожу, излечивая головную боль, тщательно скрываемую Тимом вот уже много лет. Ладони легко сжали виски – их пульсация отзывалась неприятным покалыванием. Я внутренним взором видел, как целительная сила, исходившая откуда-то изнутри меня, наполняет тело Тима доверху, словно пустой сосуд. Губы непроизвольно произносили непонятные слова. В сознании мелькнули неясные образы и яркая вспышка.

- Горячо, - выдохнул Тим и повалился на бок.

Я едва успел подхватить его на руки. С трудом дотащив тяжелое расслабленное тело до широкой скамьи, уложил на крашеную поверхность, положил под голову сложенную футболку, соорудив так называемую подушку, и укрыл сверху мастеркой. Тим Роддан спал, чуть приоткрыв пухлые губы. Его вечно серьезное лицо стало наивно детским. Разгладились складки на лбу, ушло недовольное выражение. Над бровью исчез уродливый шрам, оставшийся от старой рваной раны, полученной еще в начальной школе. Выпрямился сломанный нос. Пропали синяки и ссадины, полученные в последнем бою. Предо мной лежал потрясающе красивый парень.

Я с ужасом посмотрел на свои руки.

- Урод, - невольно сорвалось с губ. Глаза наполнились подозрительной влагой. Щеки зачесались от соли.

Я выскочил из раздевалки как ошпаренный. Проскользнул мимо зала: мистер Уэйанс уже подозрительно оглядывался по сторонам в поисках меня и Роддана. Никто не смел покидать тренировку без его ведома. Как был в кроссовках и спортивном костюме, не переодевшись, я бежал по коридорам колледжа, ища укромное местечко.

Спрятаться. Исчезнуть. Скрыться с глаз.

Земля уходила из-под ног. Пред глазами стояла странная пелена. Мир качнулся и поплыл влево. Казалось, что я несу на плечах непосильную ношу. Завернув за угол, толкнул первую попавшуюся дверь и буквально ввалился внутрь темного неуютного помещения, задев ногой стоявшее на пути пустое ведро. Раздался стук, и оно покатилось по выложенному плиткой полу. Чувствуя, что силы странным образом покидают меня, я попытался схватиться за что-нибудь, чтобы удержать равновесие. Ладони скользнули по грубой ткани – висевший на железном крючке халат уборщика не выдержал тяжести и затрещал под моим весом. Сверху посыпались пластмассовые флаконы с чистящими средствами. Едва успев прикрыть голову руками, я почувствовал, как тяжелая ручка железной швабры чиркнула по запястью, обдирая кожу. Упав навзничь, успев прижать колени к груди, защищая голову, я погрузился во мрак…

***

[infiniti-7x]

Сквозь туман пробуждающегося сознания я услышал голоса.

- Не беспокойтесь, миссис Дурсль, сейчас ваш сын в безопасности. Это можно назвать везением, что его в кладовке уборщика нашел один из студентов колледжа. Иначе вряд ли мы увидели его живым через пару часов.
- Я буду жаловаться, - голос матери с трудом процеживался сквозь стиснутые зубы, верный признак, что она в бешенстве. – Я подам на них в суд. Где это видано, чтобы в колледже держали столь опасные вещества, подвергая студентов риску.
- Сами по себе по отдельности они неопасны, - мужской голос был спокоен. – Но при смешивании создают адскую удушающую смесь. Тот молодой человек словно шестым чувством ощутил исходящую опасность вашему сыну. Подняв среди ночи сторожа, чтобы тот отпер ему центральное здание, руководствуясь одним лишь предчувствием, это, скажу я вам, дорогого стоит. Какие уж он привел неоспоримые доводы, чтобы несгибаемый Гранд самолично отдал ему ключи от всех помещений – загадка. Но вытащить вашего сына на плечах, провести вентиляцию легких и сделать массаж сердца почти профессионально до приезда скорой…

Я замер. Вот ведь черт, кому я обязан жизнью? Открыв в себе необычайные способности, я перепугался. Мне не хотелось видеть перекошенные от отвращения лица предков. За несколько лет я достаточно насмотрелся, с каким выражением они смотрели на Гарри. Читать в глазах ненависть я не мог. Это страшно.
Словно в подтверждение, в глубине я почувствовал тепло, осторожно, по капле наполняющее мое тело. Невидимые золотистые нити не толще волоса проникали в каждую мышцу. Дышать стало легче. Вздохнув глубже, я почувствовал едва уловимый аромат знакомого парфюма… его одеколона. Ненавистный, доводящий до тошноты при одном только воспоминании. Невольный стон вырвался из саднящего горла.
Чужая рука коснулась покрытого бисеринками пота лба. Я приоткрыл один глаз, осматриваясь по сторонам: белые стены, попискивающие приборы, капельница, вливающая какой-то раствор в вену, зажим на пальце. «Радужная» перспектива на ближайшие несколько дней. Зато теперь у меня было время подумать. Разобраться в себе.

- Вы не знаете его имени? – Я узнал голос отца. – Мне бы хотелось отблагодарить этого молодого человека.

«Отблагодарить? – я резко дернулся, отчего медицинский прибор нервно пискнул. – Уничтожить. Если бы тебе была известна хоть сотая часть правды, ты бы не был столь благодушным».

- К сожалению, нет. Нам только известно, что он состоит в одном из спортивных клубов колледжа. Это все, чего мы добились у сторожа. Вы ведь сами понимаете, практически все студенты имеют такого рода увлечения. Клубные куртки отличаются только по нашивкам. В темноте старик вряд ли обратил на нее внимание.
- Все равно, - не унималась мать, - виновные должны понести наказание!
Я прямо видел, как затряслись мелкие кудряшки ее прически.
- Видите ли… - доктор ненадолго замолчал. – Тут нечто иное. – Он вздохнул. – Ваш сын потерял сознание до того, как успел вдохнуть губительную смесь.
- Э?
- Здесь нечто иное. – Я весь обратился в слух. - Упадок сил, отсутствие контроля над собственным телом, головокружение, потеря сознания – это нельзя назвать обычным переутомлением, даже на тренировке. Он ведь у вас боксер, я прав?
- Да.
- Он привычен к нагрузкам. Но тут… из него будто высосали всю энергию. Без остатка. Если бы я верил в существование параллельного мира, где царит магия и волшебные существа, то мог бы предположить, что он встретился с… суккубом.
- ЧТО? – Громовой раскат рыком прокатился по палате, вырываясь за ее пределы. – Вы хотите сказать, что мой сын один из… УРОД?
Сжав простынь пальцами, я дышал ровно, ничем не выдавая своего присутствия. То, что Роддан не являлся потусторонним существом, я мог поклясться. Обычный, ничем не отличающийся от других человек. Вот в Гарри была некая… чертовщинка. А Тим оказался просто подопытным кроликом, экспериментируя на котором я не рассчитал свои силы. Сам не почувствовал той тонкой грани, когда нужно было остановиться. Впредь стоит быть осторожным.
- Дадли, дорогой мой, - мать судорожно стиснула ледяными пальцами мою ладонь.
- Все хорошо, - прошептал я, приоткрыв глаза. Встревоженные лица родителей заставили прикусить язык. Все-таки я люблю их. – Просто устал. – Губы скривились в подобие улыбки. - Вы же знаете, никакой магии не существует…

[racoon1111]

[key-lin.ona]

Очень понравилось! Редко можно почитать интересные фики с позиции Дадли, С нетерпением буду ждать продолжения!

[infiniti-7x]

**

Январь плавно перетек в февраль.

Когда-то белоснежные улицы начали пестреть грязными проталинами проступающей земли на лужайках перед домами. Ветер становился более мерзким и промозглым. Солнце уже не цеплялось за верхушки деревьев. Оно начинало вальяжно шествовать по небу, ежедневно увеличивая свое царское величие на просторах небосклона.

В моей же собственной жизни так ничего не изменилось...

Почти.

Все те же скучные посещения на уроках, на которых я едва ли понимал половину того, что в меня пытались «вложить» сердобольные учителя. Бесконечные тренировки и спарринги. Уэйанс просто озверел, готовя меня к предстоящим соревнованиям. Гиллори все так же перехватывал меня после школы или когда заканчивались тренировки и увозил к себе когда вздумается, творя все те же бесконечные бесчинства, от которых выворачивало на изнанку. А я не мог его ослушаться, словно в его присутствии рядом на мне защелкивался невидимый ошейник подчинения, сковывая волю по рукам и ногам. Эта сволочь лишь хихикала и пребольно щипала или ударяла меня по заднице всякий раз, когда я проходил мимо, исполняя обязанности прислуги. О том, что он творил за закрытой дверью своей спальни я вообще молчу. От бессилья в моей груди разрастался огромный огненный шар, и энергия, ища выход, концентрировалась в руках, изнутри опаляя ладони и пульсируя в кончиках пальцев, наполняя их болью до скрежета зубов.

Однако вскоре я научился отправлять энергию в нужное русло.

После того случая, когда Тим Роддан буквально «высосал» меня, словно губку, он сделал-таки Нильсона, отправив того в нокаут на первых минутах боя. Исход матча был для всех столь неожиданным, что те немногие, такие, как я, поставившие на «серую лошадку» Тома пополнили свои карманы не одной сотней фунтов. Уже на ринге было прекрасно видно, как этот породистый жеребец излучал силу, мощь и превосходство над одним из сильнейших соперников в его весовой категории. Роддан словно заново переродился, почувствовав уверенность в себе и своих силах.

После матча в раздевалке Тим подскочил ко мне и, обняв за плечи, принялся потряхивать, словно грушу, приговаривая: - Ты видел?... Ты видел?!

Я вновь почувствовал слабый источник боли, исходящий от его запястья. Он вложил в свой коронный удар всю силу и душу, и еще от зашкаливавшего в крови адреналина не ощущал его болезненных последствий.

Улыбнувшись, я прикрыл глаза и, приложив пальцы к руке Тима, мысленным взором увидел, как золотистые нити направились в пульсирующее место, снимая нарастающую опухоль и исцеляя повреждение. Тело Роддана готово было взять больше, но памятуя, чем всё это закончилось, я, убедившись, что все в порядке, плавно разжал пальцы, прерывая перекачку энергии.

- Спасибо, - тихо произнес Тим, глядя мне прямо в глаза. - Если б не ты...
- Да ладно, - я беспечно отмахнулся, оглядываясь по сторонам в поисках своего закадычного дружка Пирса Полкисса.
- Я когда себя в зеркало увидел, - продолжал Тим, невольно проведя рукой над бровью, где когда-то «красовался» шрам, - просто очешуел. И нос... И голова. Знаешь, я теперь сплю сном младенца, меня больше не мучают дикие головные боли. И могу спокойно сосредоточиться на занятиях. – Он как-то вдруг покраснел и отвел в сторону взор, словно сказал или подумал о чем-то неприличном. - Учителя говорят, что у меня есть возможность неплохо окончить колледж не только благодаря своим спортивным достижениям, но и знаниям.
- Да на здоровье! Удачи, - хмыкнул я, направляясь к выходу, на ходу поправляя на плече широкий ремешок спортивной сумки.
- Дадли! – неслось мне вдогонку.
- Ну что еще? – вздохнул я. Было непривычно за столько лет слышать в свой адрес целый поток благодарностей. Это смущало. Выбивало из колеи. Рушило привычный мир, полный либо ненависти, либо равнодушия в направленного мою сторону.
- Я... Ты прости меня, но...
У меня неприятно засосало под ложечкой.
- Я рассказал о тебе нашим ребятам из клуба...

«Урод!» - тут же мелькнуло в голове голосом отца.

Не он – Тим, - а я урод. Таким не место в приличном обществе. Таких боятся. И ненавидят еще больше.

Я привалился спиной к стене и тихо съехал по ней на пол, обхватив колени руками.

- Зачем? – прошептал я, пряча лицо в ладонях. – Если отец узнает...

Рядом послышалось шуршание – Роддан присел напротив на корточки.

- Дадли, прости. Я не знал, что не стоило. – Он протянул руку, чтобы коснуться плеча, но замер в нескольких сантиметрах. Пальцы дрогнули и сжались в кулак. Со вздохом, он оперся им о колени.
- Что ты им сказал?
- Ничего особенного. Только то, что твой массаж творит чудеса. Ты умеешь находить нужные точки, чтобы снять боль. Да-а-адли... – канючил он.
- Прекрати, Тим. Ты же чемпион, - вздохнул я. – Кому еще сказал?
Тим замялся.
- Ну? – в голосе послышались стальные нотки.
- Тренеру, - насупился Роддан. – Он вызвал меня к себе для разговора, не принимаю ли я какие-то препараты, чтобы улучшить свои результаты, поскольку они резко поднялись вверх. Он боялся, что меня могут дисквалифицировать. А я ведь после того случая словно заново родился! Сила и энергия ключом бьет. Такое ощущение, что горы могу свернуть!
- Да, я малость перестарался, - вздохнул я, припоминая неприятные последствия своего доморощенного целительства. – И что он сказал?
- Он хочет тебя видеть...
- Когда?
- Когда сможешь.

Вздохнув, я поднялся на ноги. Ничего страшного пока не произошло, а что будет потом – поживем-увидим.

Спустя какое-то время, когда первый накал страстей после обсуждений боя Нильсона-Роддана слегка поутих, я с улыбкой наблюдал со стороны, как куча фанаток окружала красавчика Тима, жеманно надув губки и стреляя глазами в его сторону. Ни одну из девушек он не обделил вниманием. Однако все чаще и чаще его можно было заметить с неприметным ботаном невзрачной внешности в больших очках. Этакой бледной молью, на которую никто не обращал внимания, кроме тех случаев, когда нужно списать пропущенную лекцию или несделанную письменную работу. Чаще всего их можно было увидеть в библиотеке. Я не задумывался о поступлении в колледж. Но мне пришлось пару раз побывать в ее стенах. Блуждая сквозь бесконечную чреду книжных полок, я как-то ненароком добрел до самого дальнего стеллажа в поисках нужной книги, и как вкопанный замер, глядя на развернувшееся предо мной действо: в столь ранний час посетителей было мало, и эти двое буквально упивались друг другом, ничего не замечая вокруг. Я был поражен, поняв, кто ведет в этом танце. Хихикнув, - ну надо же, ботан и боксер! Уму непостижимо! - неслышно отступил назад и на цыпочках вернулся в читальный зал, хмыкая и покачивая головой.

В голове сработал невидимый тумблер.

Все страхи разом улетучились сами собой.

Вечером я без стука распахнул кабинет мистера Уэйанса и бесстрашно шагнул в его нутро, через несколько часов покидая его официальным массажистом команды.

Но было кое-что еще, что беспокоило меня гораздо сильнее, чем суета вокруг моего внезапно проснувшегося «дара целительства», как я называл это про себя.

В начале последнего зимнего месяца истекала шестая неделя моего «рабства» - не знаю, как еще эту ситуацию можно назвать по-другому.

Но со стороны Гиллори ничего не последовало – ни слова, ни взгляда.

Я облегченно вздохнул: не уж-то все закончилось?

[infiniti-7x]

Взявшись за тренировки с еще большим рвением, я всецело окунулся в бокс, распаляясь в спортивном азарте, буквально бабочкой порхая по рингу. Забив на учебу, восстанавливал покалеченные тела товарищей по команде после очередного месилова, называемого дружеским спаррингом, ежедневно устраиваемым тренером. Он на радостях, что после моих «чудодейственных массажей» ребята приходили в нужную форму буквально за несколько дней, заставлял нас работать все жестче и жестче, выкладываясь на всю катушку. Впереди в необозримом будущем маячил Кубок Золотой Перчатки. Высшая награда для боксерских команд всех колледжей графства. И Уэйанс уже мнил себя его обладателем, тщательно освободив на мраморной полке центральное место среди всех трофеев, завоеванных за долгие годы. Он ежедневно самолично протирал пятачок фетровой салфеткой, улыбаясь чему-то своему. Затем, отбросив в сторону, начинал громко орать, если замечал, что кто-либо из ребят начинал работать в полсилы.

- Вы что, ублюдки, заснули?- бесновался он, меряя зал большими ногами, попутно щедро раздаривая подзатыльники, если не успел увернуться. – До соревнований остались считанные недели. Шевелитесь, мать вашу, или я самолично каждому из вас надеру задницу...

У Уэйанса тяжелая рука. Белки глаз и неровные зубы, сверкающие на фоне темной кожи, вводили в ступор. Разум отключался, и ты начинал работать на пределе своих возможностей.

Мне было хуже всех. С каждым разом Уэйанс находил для меня все более сильных соперников, которые просто раскатывали мою тушку по рингу, то посылая в глубокий нокаут, то завязывая безвольное тело в морской узел ограничительными канатами. Я так и не понял, откуда он их, не знающих жалости, подбирал - с улицы набирал, что ли, выискивая среди участников-любителей подпольных боев без правил. Ведь среди них было немало профессионалов, волей судьбы оказавшихся на самом дне общества, вынужденных зарабатывать себе на жизнь подобным образом.

У меня болело все: от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я не мог восстанавливаться так же быстро, как соратники по клубу. Я возвращал им здоровье своим прикосновением за счет своей внутренней энергии. После «сеансов массажа» они уходили, чувствуя себе обновленными. Мне же никто помочь был не в силах.

Возвращаясь домой, мне едва хватало сил наполнить ванну горячей водой, влить в нее каких-нибудь ароматических масел и погрузиться в нее с головой, чувствуя, как медленно, буквально по капельке боль уходит на второй план. Внешние синяки и ссадины бледнели и исчезали с кожного покрова, а внутренние повреждения требовали более долгой регенерации.

Так прошла неделя. Я, было, совсем расслабился – за все время Мэтью Гиллори ни разу не потревожил мой «покой» своим присутствием. Но все равно, порой я спиной чувствовал его тяжелый взгляд. И в школе, и на тренировке, и даже в автобусе. Нервно оборачиваясь, естественно я никого не обнаруживал, но неприятный холодок все равно холодил душу.

В субботу я просто соскреб себя с ринга. Здоровенный латинос превратил меня в отбивную. Разбитая губа, рассеченная бровь, кровь, заливающая глаза. Все плыло в красном тумане. Мерзкий металлический вкус во рту... Я провел языком по зубам - слава богу, все на месте, - по распухшим губам и сплюнул алую слюну прямо на пол. Уэйанс проворчал в мою сторону нечто нелицеприятное. Опираясь на дрожащие руки, едва поднялся на ноги, как ребенок, хватаясь за канаты в поисках поддержки. Никто не спешил протянуть мне руки – я запретил. Те остатки сил, что оставались во мне после боя, нужны были самому. Иначе ослепительные искрящиеся потоки силы в момент направлялись в сторону того, кто пытался помочь, вместо того, чтобы исправить мои собственные повреждения. Я так и не научился управлять ими в свою пользу.

- Гомес разделал тебя под орех! – криво улыбаясь, Уэйанс потрепал высоченного парня по холке, словно породистого скакуна. Тот хмыкнул, встряхнул мокрыми от пота волосами в мою сторону – чистый жеребец - от чего соленые брызги попали прямо на рассеченную кожу, и принялся снимать перчатки.

Я зашипел от боли.

- Мы с ним в разных весовых категориях, - просипел я. – За что вы так со мной?

Тренер посмотрел мне в глаза и, сузив свои до щелочек, произнес:

- В жизни нужно всегда уметь держать удар, мистер Дурсль. Она не станет подбирать вам соперника вашей весовой категории. Он может нанести удар, от которого ты еще долго не сможешь оправиться. Или ты предпочитаешь падать в обморок, как кисейная барышня?

Я замер... Что он мог узнать? Когда? От кого?

- Я не...
- Расслабься. – Уэйанс встал к доске с расписанием тренировок и принялся в нем что-то исправлять. – Завтра выходной. Я не желаю видеть тебя в зале до понедельника, - и он переключил все свое внимание на новичка, который с круглыми от ужаса глазами все это время прислушивался к нашему разговору. Но в какой-то момент я заметил в них блеск азарта и непреодолимую тягу к победе.

Не только я это увидел. Тренер нашел для себя еще одну «грушу». Пальцем поманив к себе Роддана, загнал обоих на ринг и, непринужденно облокотившись о железную стойку, сложив на груди руки, бросил:

- Давай, парень, покажи, на что способен. Тим, будь повнимательней с новичком.
- Да, мистер Уэйанс. – Роддан встал в стойку.

Я хотел посмотреть на спарринг, но Уэйанс повернул голову в мою сторону и, набрав полную грудь воздуха, рявкну:

- Вон!

Задрожали стекла, колыхнулись канаты, и меня просто вынесло из зала. Я едва успел прихватить спортивную сумку и куртку. И только на улице я понял, что не успел умыться.

Грязный снег хлюпал под ногами. Натянув капюшон как можно ниже, мой путь был в сторону ближайшей кафешки, где можно было умыться в туалете, чтобы не шокировать своим видом мать. Она и так каждый раз придирчиво осматривала меня со всех сторон в поисках синяков и ссадин, чтобы вставить веское слово против моего увлечения боксом. Особенно тщательной проверке подвергалось лицо.

- Дадли, мое солнышко, - всякий раз приговаривала она, скользя цепким взглядом по линии скул, щек, касаясь теплыми пальцами с коротко стрижеными ногтями бровей и носа, - красотуля моя, может, ну его, этот бокс. Я куплю тебе всё, что пожелаешь... Хочешь, я испеку тебе яблочный пирог?

- Петуния, - отложив газету, отец топорщил усы и важно опирался локтем о подлокотник, - Уэйанс говорит, что у нашего мальчика неплохие перспективы в будущем. А он – один из тех немногих людей, кому я склонен верить.

- Хорошо, пусть так, - мелкие кудряшки на голове качнулись. – Но пусть только у моего мальчика появиться хоть одна ссадина... Ноги его в спортзале Уэйанса не будет! Я им устрою развеселую жизнь.

Я уворачивался и уходил к себе в комнату. Там долго рассматривал себя в зеркало, ища наличие видимых повреждений. Но все было в норме. Удовлетворенно хмыкнув, я отмахивался от угроз матери. Пустое. Покричит и перестанет.

То, что я представлял собой сейчас, мало походило на Дадли-красотулечку. Я прошмыгнул сквозь полупустой зал. До меня доносились веселый девичий смех и густые тяжелые голоса. Запах кофе, сдобы и жареной картошки будоражили аппетит. Все это перекрывала музыка, и я постепенно начал осознавать, что сегодня субботний день, завтра можно выспаться до обеда и никуда не торопясь провести единственный нормальный за последние полгода выходной по своему желанию.

Я зашел в туалет и, скинув куртку с плеч и зацепив за ближайший крючок, склонился над раковиной. Одно движение – и в сложенные лодочкой ладони потекла прохладная вода. Я наполнил их, преподнес к лицу. В то же мгновение за спиной хлопнула дверь кабинки. От неожиданности я вздрогнул. Медленно повернул голову на звук. Взгляд упал на фирменную куртку команды регбистов колледжа. От нехорошего предчувствия засосало под ложечкой.

- А кто это у нас тут такой?...

Я стиснул зубы.

- Ким Коутс... – прошипел я.
- Дурсль? – притворно удивился он. - О, у нашей жирной хрюшки проблемы? – заржал он. – Тебе последовало еще одно предупреждение?

Перед глазами всплыл тот злополучный зимний вечер, когда меня избили прямо на улице. Я задрожал всем телом. Из всей их четверки после Мэтью Гиллори я люто ненавижу его - Кима Коутса. Мерзкого гнусного гаденыша. Перед глазами поплыли разноцветные круги.

- Ах ты, сука. – Я не заметил, как вода в моих ладонях нагрелась, и от нее пошел пар. – Ублюдок. Это был ты?

Он подошел и собственническим жестом положил свою руку на моё плечо.

- Я бы никогда не стал пачкать руки о подобного жирдяя. На это есть другие люди, но... лично я к этому не причастен. Для меня друг превыше всего на свете, - а потом задумчиво добавил: - Мэт после того случая как чумной ходил и ... Больше я тебе ничего не скажу. – Он вдруг вытащил из кармана джинс платок и провел им по моему лицу, стирая кровавый подтек со щеки. – Одного не могу понять, чем ты его так зацепил? Не уж-то своей жирной задницей? – хохотнул он. Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а ноги стали предательски ватными. Коутс, кажется, ничего не заметил. Лишь с интересом посмотрел на испачканную тряпицу. - Оставлю себе, как трофей! - Скомкав, сунул его обратно в карман, со всей силы хлопнул пятерней по моему распухшему плечу и, насвистывая, вышел из уборной.

[infiniti-7x]

Я болезненно сморщился. Почти успокоившаяся боль новой волной пронеслась по телу, белым шариком сконцентрировалась в висках и разлетелась на миллиарды осколков, впиваясь раскаленными острыми гранями в мозг. Подавив тошноту, вновь набрал полные ладони воды, чтобы умыться. Я не врач, но то, что на последнем спарринге заработал себе сотряс, мне и без рыжих было понятно. На восстановление потребуется гораздо больше сил, чем я рассчитывал. Отоспаться бы...

За спиной опять раздался мерзкий скрип петель и громкий хлопок закрывающейся двери. Чужое учащенное дыхание колыхнуло волосы на отросшем затылке. Черт, кого еще принесло? Я не стал оборачиваться – просто посмотрел в зеркало. Из зазеркалья на меня смотрел бледный Мэт Гиллори. От всей души обложив его по-матери, я обернулся и налетел на стену черного непроницаемого взгляда. И увяз в нем, не в силах выбраться, как теленок в трясине. Он меня втягивал в себя, лишая возможности двигаться и рационально мыслить. Сделав шаг вперед, Гиллори буквально впечатался в меня, и я ощутил жар, исходящий от его сильного тела, запах дикого, возбужденного видом крови зверя, бешеный стук сердца, словно свое собственное. Было такое чувство, что я растворяюсь в нем, каждой клеточкой кожи воспринимая то, что и он. Губы, сложенные в тонкую нить, побледнели от напряжения. Страшно...

Он резко поднял руку вверх, и я, неосознанно сжимаясь в комок, зажмурился в ожидании удара.

«За что?» - мелькнула шальная мысль. И я вновь поймал себя на том, что не могу ему противостоять. Я просто оцепенел.

[samsy]

Не сладкая оказывается у Дадлика жизнь!

[Liolina_Krouli]

Мне фик очень понравился. Когда будет прода? Оооооочччеееенннньььь хочется продолжения. Интересно что там случилось между Томом Гиллории и Дадли