Тупо уставившись в одну точку, приобрёл себе точку зрения
Название: «Эволюция»
Автор: Twinheart
Переводчик: Infiniti
Пейринг: CC, ГП
Рейтинг: R
Жанр: Джен, Ангст, Драма, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Учебные заведения
Размер: макси
Статус: в процессе
Аннотация:Продолжение фанфика "Равновесие" infiniti-7x.diary.ru/p148235120.htm
Дисклеймер: Ни на что не претендую. Все принадлежит маме Ро, хотя трудно назвать матерью женщину, которая так жестоко относится к своим детям… А я так, мимо пробегал.
Примечание автора: курсивом выделяются мысли персонажей.
ЗЫ: Забавы ради...
Поздним вечером последние солнечные лучи золотистым светом скользили по Rue de Fleurus, освещая стены разноцветных кирпичных зданий и полосатые тенты у входов. Туристы в ярких летних нарядах неспешно прогуливались от Люксембургского сада мимо местных мелких торговцев, развернувших свой бизнес прямо на улице, рассматривая достопримечательности.
Посетители таверны «Чёрная кошка» сидели за столиками снаружи, окруженные вазонами с благоухающими цветами, весело болтая между собой; официанты в белых фартуках плавно передвигались от стола к столу. Внутри тускло освещенной таверны ужинали те, кто предпочитал уединение и отдельные кабинки.
Тяжелая дубовая дверь отделяла первый зал от второго, более изолированного. Именно за этой дверью было факельное освещение, огромный камин во всю стену, множество маленьких столов с длинными скамьями и бар с неимоверным количеством всевозможных напитков. С одной стороны бара шел темный холл; из него вверх на балкон вела кованая винтовая лестница, откуда по коридору можно было добраться до личных апартаментов гостей.
Большинство постоянных клиентов «Чёрной кошки» понятия не имели о существовании задней комнаты. На самом деле, они не заметили бы даже самой двери, а если бы и увидели, то коснулись мимолетным взглядом непримечательной железной двери с табличкой «Персонал». Время от времени через эту дверь проходили странно одетые посетители, совершенно незаметные для парижан. Большинство из них были облачены в длинные мантии и костюмы девятнадцатого века, и никто в округе не обсуждал их причудливые наряды. Ведь это был Монпарнас - душа и сердце Парижа; родина богемной жизни, где нетрадиционность являлась обычным явлением. Кроме того, недалеко от таверны располагалась небольшая частная опера. И актеры частенько посещали таверну прямо в костюмах между утренним и вечерним представлениями, забегая перекусить и пропустить стаканчик вина (а так же во время антрактов, хотя руководство театра пыталось прикрыть это безобразие).
Так что в этот солнечный день несколько человек заметили высокого красавца в жемчужно-серой мантии, целеустремлённо направляющегося в сторону таверны. Он прошел через дубовую дверь в почти пустой зал, где за барной стойкой стояла симпатичная тридцатилетняя женщина. Радостно воскликнув, она кинулась на встречу, заглушив разговор пожилой пары. Ослепительная улыбка заиграла на ее лице, черные глаза сверкнули от радости.
- Мистер Дарнелл! – крикнула она, махнув рукой вновь прибывшему.
Мужчина промолчал, с привычной осторожностью окинув зал синим взглядом. Расслабился и медленно побрел к бару. От света факелов его мантия тускло замерцала.
- Госпожа Амалия, мой дорогой друг! – Он остановился перед ней, любезно улыбнувшись в ответ. Перегнулся через узкую барную стойку, подхватил ее за руку, кивнул головой и, чуть сжав ладонь, коснулся губами кончиков пальцев. – Очень приятно, - мурлыкнул он по-французски, его глубокий баритон был так соблазнителен!
- Дорогой Дарнелл! – с удовольствием ответила ему женщина охрипшим голосом. Когда мужчина отпустил ее руку, женщина, подцепив бутылку из-под стойки, с быстрой легкостью до половины наполнила высокий стеклянный стакан. Затем принесла другой стакан, наполнив его для себя. – Где ты был, душенька?! Тебя не было слишком долго! Я соскучилась, мой дорогой! – ласково подначивала она, потряхивая короткими темными кудрями.
- Меня не было слишком долго, - согласился он, поднимая бокал в её честь. – Но ты! Ты ничуть не изменилась, ma petite. Ты стала еще прекрасней!
Госпожа Амалия хихикнула – низкий грудной смех всегда вызывал ответные улыбки у всех, кто слышал его.
- Бесстыжий лжец! – Она махнула рукой, призвав к себе молодую женщину с пустым подносом в руках, который та тут же поместила на край стойки. – Сюзетта! Посмотри на него! Вот тот красивый англичанин-маг, о котором я тебе говорила. Тот, с бархатным голосом, а?
- Конечно! – улыбнулась блондинка, на ее розовых щеках заиграли ямочки. Она позволила себе окинуть мужчину любопытным оценивающим взглядом.
Волшебник был высок, опрятен и с какой-то кошачьей грацией. Его короткие темные волосы были густыми и блестящими со слабым отблеском серебра на висках. Аккуратно подстриженная бородка, слегка загорелое лицо, словно он очень много времени проводил на улице. Глубокий синий взгляд был умен и проницателен: глаза странно мерцали, будто не поглощали, а отражали свет изнутри. Его мантия была легкой и воздушной из тончайшего шелка, и спадала мягкими складками от плеч до самого пола. Кончики черных туфель и высокий воротник серой шелковой рубашки – это всё, что можно было разглядеть из-под дорогой одежды. Весь его внешний вид был истинно мужской, и лишь одна деталь, что особо приметила официантка – и обычно замечают люди – его улыбка. Кривая улыбка – самодовольная улыбка – немного высокомерная, с оттенком легкой иронии. Это была улыбка человека, которого забавляло всё, за чем он наблюдал.
Мужчина подхватил руку смело рассматривающей его официантки, поцеловав запястье:
- Вы очаровательны, мадемуазель.
- Вы слишком добры, мсье, - хихикнула она и широко улыбнулась Амалии: - Вы были правы, Амалия! Его голос словно густой и сладкий сироп! Но вы ни словом не упомянули, насколько он элегантен и очарователен!
- Конечно, нет! – улыбнулась Амалия. – Я хотела побудить в тебе интерес! Я слишком стара, чтобы конкурировать с такими молодыми девушками, как ты.
- Не говори ерунды, ma cherie! – запротестовал мужчина. – Весь Париж знает, что госпожа Амалия словно звезда, сияющая молодостью и красотой!
Столь галантный комплимент вызвал искренний вздох со стороны молодой официантки и заливистый хрипловатый смех у Амалии.
- Я всегда говорила: ваш французский так же хорош, словно родной, господин Дарнелл, но ваши слова – прекрасное сумасбродство! – она снова рассмеялась и поставила два наполненных бокала на поднос Сюзетты.
С легким реверансом, официантка отнесла поднос к столику в углу. Комнату озарила зеленая вспышка, и каминную решетку друг за другом перешагнули двое здоровенных мужчин. Они неуклюже направились к бару. Мистер Дарнелл напрягся, рассматривая визитеров, и тут же расслабился. Он потягивал свой коньяк, в то время как госпожа Амалия обслуживала новых посетителей, а затем улыбнулся, когда хозяйка вернулась к его столику, чтобы наполнить его стакан. Он коротко качнул головой, прикрыв почти пустой стакан ладонью.
Амалия усмехнулась и пожала плечами.
- Приготовить комнату как обычно? – поинтересовалась она.
- К сожалению, я не могу остаться на долго… Я пробуду в Париже всего несколько часов.
- Ну, нет! – возразила Амалия, притворно надув губки. – Разве вы не пришли навестить меня? Сколько прошло - год? Два? Три? И теперь вы не останетесь даже на ночь, мой милый Дарнелл? Вы разбиваете мне сердце!
- Как это не печально, но факт, малышка! – волшебник резко вздохнул. – Я здесь только для того, чтобы закончить кое-какие дела. У меня нет ни минуты лишнего времени. Возможно, в следующий раз я задержусь подольше.
- По крайней мере, пообещай, что в следующий раз мне не придется ждать слишком долго, чтобы вновь увидеться с тобой! – кокетливо потребовала Амалия, уперев руки в бока.
Дарнелл оценивающим взглядом окинул гибкую фигурку, облаченную в черное платье с глубоким декольте, не особо скрывающим прелести своей хозяйки.
- Это обещание я дам с большим удовольствием, - улыбаясь, ответил он. Допив коньяк, сунул руку в карман мантии.
Амалия остановила его ленивым взмахом руки:
- Оставьте себе ваши франки, Дарнелл. Не лишайте Амалию удовольствия, хорошо?
- Только если вы позволите мне отплатить вам тем же, когда я закончу свои дела, - галантно настаивал он, взяв женщину за руку. Она с удовольствием подмигнула ему, когда мужчина склонился, чтобы поцеловать запястье.
- Ну конечно, mon cher, - произнесла Амалия. Она оперлась руками о барную стойку, с хищной улыбкой наблюдая, как он исчезает в дверях рядом с баром.
Мистер Дарнелл подошел к длинному гобелену, висевшему в конце тусклого холла. Гобелен был старым, обветшалым и практически бесцветным, и лишь тусклый свет от факелов выявлял его некогда былое великолепие. Мужчина поднял правую руку и коснулся палочкой пыльной ткани. Гобелен замерцал, и, казалось, полностью растворился, открыв узкую каменную арку. За аркой показалась Улица Колдовства, купающаяся в лучах солнца.
Мистер Дарнелл быстро зашагал вниз по узкому мощеному переулку. Каменные дома, расположенные на этой улице, не были столь старыми, как на Косой Аллее. В конце пятнадцатого века огонь уничтожил оригинальный древний рынок, но большинство нынешних зданий были построены после Революции, как и многие магазины в них. Мистер Дарнелл с удовольствием отметил, что, к счастью, переулок и магазины были практически пусты, лишь несколько прохожих прогуливалось в этот час. В это время большинство парижских колдунов и ведьм отдыхали, бездельничая дома, как это было принято. Через несколько часов, когда схлынет жара и над мостовой повиснет прохладный вечерний воздух, они выйдут на променад, и все магазины и кафе будут переполнены, станет шумно и многолюдно до самой полуночи. Сейчас же на улице стояла тишина, изредка нарушаемая каким-нибудь торговцем или немного измотанными мамочками, использующими в своих интересах часы послеобеденного сна любимых чад, чтобы совершить необходимые покупки.
Темноволосый волшебник прошел мимо магазинов и кафе, направляясь к высокому зданию из белого мрамора, стоявшему на развилке главной дороги. Он не обратил внимания на шестерых высоких вооруженных гоблинов, охраняющих вход в банк Гринготтс, вошел в прохладное фойе, уверенно прошёл через всё помещение к высокой стойке в дальнем конце.
Крошечный сморщенный древний гоблин сидел за стойкой под огромным гербом. Он что-то писал в учетной книге, сжимая в тонких паучьих пальца черное перо, такое же древнее, как его хозяин. С кислым выражением гоблин посмотрел на волшебника.
- Что вам угодно? – рявкнул он.
- Мсье Рассел Дарнелл, у меня назначена встреча с управляющим по работе с клиентами господином Сильверскайлом, - ответил маг по-французски.
- Минуточку, - проскрипел гоблин. Он чиркнул что-то на клочке пергамента и сунул его через прорезь в столешнице, затем возвратился к прерванному занятию – учётной книге - даже не взглянув на ожидавшего мага. Через несколько минут из соседней двери вышел богато одетый гоблин и направился навстречу магу, отвесив легкий кивок.
- Господин Сильверскайл, - пробормотал волшебник, возвратив поклон. – Приятно видеть вас снова.
- Удовольствие – не мой профиль, мистер Дарнелл, - ответил гоблин. – Вы посетили Гринготтс по поводу дела. Пожалуйста, пройдемте в мой личный кабинет. – Через несколько коротких минут Дарнелл оказался сидящим в просторном удобном кресле, стоящем в роскошном кабинете гоблина.
Сильверскайл устроился за огромным столом из красного дерева.
- Не желаете освежиться?
- Спасибо, нет, - вежливо отказался Дарнелл.
- Прошло всего несколько лет, как вы украсили наш банк наличными, мистер Дарнелл. Приятно видеть вас снова. Чем Гринготтс может служить вам на этот раз?
- Я хотел бы сделать несколько переводов.
- Негласно, я полагаю?
- Да.
- Конечно. С какого счета, сэр?
- С моего лондонского счёта, - уже по-английски ответил маг. Когда его окружило мерцающее облако и заклинание Шарма спало окончательно, гоблин даже не моргнул. В отличие от магов или магглов, гоблинов вряд ли можно было ввести в заблуждение с помощью подобных чар: они с легкостью видели истинную личину.
- Очень хорошо, сэр, - Сильверскайл с легкостью перешел на английский. – Мне нужна минута, чтобы поднять их. – Он порылся в ящике одного из высоких деревянных шкафов позади себя, затем вернулся к своему столу, держа в руках толстую папку. Взял большой пергамент, положил на стол и указал на пустую строку в форме. – Если вы подпишите здесь, сэр. И добавите каплю крови возле вашей подписи.
Волшебник подчинился: без вопросов сделал крошечный надрез на левом указательном пальце палочкой и тут же залечил, едва капля крови упала на пергамент.
- Прекрасно, - удовлетворенно кивнул Сильверскайл. Он не стал комментировать последствия, если волшебник окажется самозванцем. Гоблины не знали жалости, если дело касалось кражи или мошенничества. – Сколько вы хотите перевести?
- Почти всё, - ровно ответил волшебник.
На этот раз гоблин моргнул – единственный признак удивления. Он достал чистый пергамент и начал писать, а маг продолжил:
- Я хочу перевести всё, кроме двух тысяч галеонов, с моего лондонского счета на счет Гринготтс на Каймановых Островах. Затем я хочу, чтобы эта сумма была разделена на четыре равные доли. Одна часть останется на Островах. Другие три должны быть переведены на мои основные счета в Ванкувере, Дублине и Цюрихе соответственно.
- Конечно, сэр, - Сильверскайл сделал пометки и посмотрел на клиента. – Это всё?
- Нет. Я бы хотел, чтобы три тысячи галеонов с моего парижского счета были переведены в английские фунты.
Гоблин нахмурился.
- Вы понимаете, что такой обмен будет долгим? Вы получите их быстрее, если возьмете франки и обменяете их в Лондоне.
- Я в курсе. Но предпочитаю сделать это здесь. Скорость не имеет значения, - махнул рукой волшебник.
- Как пожелаете, сэр. Это займет всего минуту, если вы меня извините.
Гоблин ненадолго покинул кабинет, возвратившись с пергаментом и небольшим матерчатым мешочком.
- Вот ваши фунты. Пожалуйста, пересчитайте их, сэр. – Он протянул стандартный безграничный кошелек мужчине, который быстро пересчитал маггловские деньги, удовлетворенно качнув головой. - И распишитесь здесь, мистер Дарнелл, - многозначительно произнес гоблин, расправив на столе пергамент. Он вручил волшебнику перо, наблюдая, как человек подписывает документ.
- Очень хорошо, сэр. – Гоблин сложил документ и поместил его в папку на столе. – Переводы запрашиваемых вами счетов завершены. Есть ли у вас ещё какие дела в Гринготтсе на сегодня?
- Нет, спасибо, управляющий Сильверскайл. – Волшебник встал и поклонился, вновь переходя на французский: - Спасибо за вашу помощь. Пусть на ваше золото льются волшебные воды, а ваши доходы возрастают.
- И вам и вашим наследникам благословения, богатства и процветания, - гоблин поднялся со своего места, ответив ритуальным пожеланием. Закончив с формальностями, он вдруг улыбнулся и протянул руку с длинными пальцами, которую маг пожал особенно тепло.
- Было очень приятно вновь увидеть вас, господин Сильверскайл! – заметил маг, улыбаясь ему.
Гоблин улыбнулся в ответ, сверкнув маленькими глазами-бусинками:
- И мне, мой дорогой, и мне! Надеюсь, в скором времени вы вернетесь в Париж.
- Возможно, - пожал плечами волшебник. – В наши неспокойные дни никто не знает, чего ожидать завтра. – Положив кошелек в карман мантии, он вновь взмахнул своей палочкой, накладывая на себя чары привлекательности.
Мистер Рассел Дарнелл с особой осторожностью пробрался от банка Гринготтс вниз по Улице Колдовства, вернувшись в «Чёрную кошку» через волшебную арку. Он разделил бутылочку бренди с хозяйкой Амалией, как и обещал, весело флиртуя с владелицей таверны и ее симпатичной официанткой в течение получаса. Затем – прощальный поцелуй для обеих прекрасных дам, и он покинул заведение через маггловскую часть кафе, которое выходило на улицу. Прошел несколько зданий и вошел в цветочный магазин.
Войдя внутрь, коротко кивнул мужчине за прилавком и прошел в заднюю комнату. Вручил галеон старухе, вязавшей у большого кирпичного очага, взял щепотку Летучего Пороха. Огонь в очаге вспыхнул ярким зеленым светом в крошечном магазине сапожника в двух кварталах к северу от отеля «Маскотте» в Марселе.
***
Гарри Поттер стоял на коленях в сухой пыльной траве и отчаянно дергал сорняки меж кустов пересохшей бегонии. С небес палило беспощадное солнце. Его потная спина, шея, лицо и руки болели от загара. Он вытер пот, бежавший по щекам, и вновь бросился на борьбу со стойкими сорняками. Погода была необычно жаркой и сухой с тех самых пор, как он вернулся в Суррей. Тяжелая застывшая почва делала прополку трудной, несмотря на толстый слой мульчи, разложенной в цветнике. Гарри тянул ноющими руками цепкий сорняк, кряхтя от напряжения, когда упорное растение, наконец, поддалось.
Он бросил сорняк в соседнее ведро и с тоской посмотрел на поливочный шланг. Ему ужасно хотелось пить, да и прополка заднего двора была б намного легче, если бы почва была увлажнена. Но тетя Петуния запретила использовать шланг. Она не одобряла полуденные поливы. («Это пустая трата воды! - заявила она. – Половина испариться еще до того, как достигнет почвы. Я не собираюсь увеличивать наши счета за воду!»). Если она увидит, что Гарри открыл кран на шланге до заката, хотя бы для того, чтобы сделать глоток воды, она сообщит о «растрате» дяде Вернону, и начнется ад. Поэтому, Гарри проигнорировал сухие губы и пересохший рот и продолжил обременительную тяжелую работу.
Гарри ненавидел прополку на заднем дворе. Прополка клумб перед домом тоже приносила мало радости, но, по крайней мере, в это время суток они были влажными и в тени, а не под палящим солнцем. Это тоже не создавало особого комфорта. Тетя Петуния не хотела, чтобы соседи видели ее тощего потрепанного племянника, поэтому, она на рассвете стащила его с кровати и заставила привести сад и лужайку в порядок до того, как на Тисовой улице появится первый прохожий. Затем позвала его в дом, чтобы мальчик приготовил завтрак в тот момент, когда соседи стали выходить из своих домов, направляясь на работу. После завтрака Гарри прибрал кухню и отнес белье в стирку до того, как тётка отправила его работать на задний двор. Живая изгородь надежно скрывала мальчика от взоров соседей, и он нашел под ее сенью укрытие от жаркого полуденного солнца над головой.
Пока Петуния Дурсль и её жирный сыночек Дадли прятались от жары за прохладными стенами гостиной, Гарри трудился, сглатывая сухим горлом, борясь с тошнотой и головокружением, вызванным перегревом и обезвоживанием. В животе урчало от голода. С момента последнего приема пищи прошло три дня (если так можно назвать половинку кусочка черствого хлеба с ломтиком старого сухого сыра), от голода он ослабел. Но жара и жажда пересилили голод, и даже если бы сейчас еда была доступной, Гарри сомневался что смог бы проглотить хотя бы кусочек. Дернув очередную травинку, он пресек еще один наплыв головокружения. Если бы сейчас кто-нибудь посмотрел на мальчика, то увидел, как тот становится всё бледнее и бледнее; кожа приобретала зеленоватый оттенок из-за солнечных ожогов.
- Мальчик! – пронзительно писклявый голос Петунии отозвался звонким эхом, отскочив от горячей кирпичной стены. Гарри устало поднял голову и посмотрел на высокую худую женщину, стоявшую в дверном проёме. – Иди сюда!
Гарри, изо всех сил борясь с дурнотой, поднялся на ноги и отряхнул грязь с воспаленных рук. Побрел к ожидавшей его женщине, которая недовольно оглядывала его с ног до головы. – Заканчивай с прополкой. Я хочу, чтобы ты вычистил ванную наверху.
- Да, тётя Петуния, - прохрипел Гарри сквозь запекшиеся губы.
- И сними грязную обувь, прежде чем зайти в дом. Я не хочу видеть твои грязные следы на моём чистом полу. – Она развернулась, метнувшись внутрь.
Гарри присел на крыльцо и снял драные, большие не по размеру кроссовки. Тщательно стряхнул пыль и грязь с рваных штанов, вошел в дом и устало поднялся по лестнице на второй этаж. Как ни странно, он был рад новой тяжелой работе, но тётке предпочел об этом не говорить. Чистка ванной давала доступ к воде, и он воспользовался этим, едва успев прикрыть за собой дверь. Он повернул кран с холодной водой, жадно припав к своеобразному источнику потресканными губами. Вода не только утолила его жажду, но и наполнила пустой желудок, пусть на короткое время, но всё же… Он торопливо пил, потратив на это несколько минут, прежде чем неохотно отстранился от крана. Пить ещё хотелось, но маленький желудок не мог принять в себя слишком много, как хотелось. Вместо этого, Гарри ополоснул лицо и шею и с облегчением вздохнул – прохладная вода немного сняла с обгорелой на солнце кожи зуд и жжение.
На лестнице послышались шаги. Они были обычными, торопливыми, а не громоподобными, как ходил кузен. Мальчик схватил чистящее средство и тряпку из-под раковины и начал усиленно её очищать. Тётя со стуком распахнула дверь, заставив его вздрогнуть.
- Оставь дверь открытой, - прорычала Петуния. – Я должна видеть, что ты не отлыниваешь от работы, бесполезный мальчишка!
- Да, тетя Петуния, - прошептал Гарри, склоняясь над раковиной. Спорить было бесполезно. Под злобное сопение тетки, он очистил дно от темных маслянистых пятен. Дадли и дядя Вернон использовали масляные гели для укладки волос, оставляя жирные разводы на фарфоре, с которыми Гарри вел постоянную борьбу. Дядя Вернон был довольно скрупулезен в их применении, зато кузен умудрялся забрызгать всё вокруг. И Гарри подозревал, что тот делает это специально, чтобы у Гарри было как можно больше работы. Но мальчик никогда не жаловался.
Любая жалоба приводила к серьезным последствиям, это Гарри усвоил ещё в младенческом возрасте. Он держал все обиды в себе, не желая давать тёте и дяде лишнего повода наказать его. Хотя и без этого он огребал по полной.
Его последним наказанием послужила очередная ложь Дадли. Кузен разбил одну из своих машин на дистанционном управлении о стенку нового солярия Дурслей, оставив трещину на дорогом стекле. Затем, естественно, обвинил в этом Гарри - вся история была явно высосана из пальца, - и Гарри заработал дополнительную работу по дому, лишение какой-либо еды и воды и безжалостную порку ремнем со стороны дяди Вернона. Гарри невольно потер потемневшие фиолетовые синяки на заднице и бедрах от несправедливого наказания, и в нём вновь колыхнулось негодование, иногда вспыхивающее в сердце мальчика.
Он устало тер заляпанную раковину очистителем, вызывающим жжение в маленьких израненных руках. Под раковиной лежала пара желтых резиновых перчаток, но они принадлежали тёте Петунии, и Гарри было запрещено ими пользоваться, поскольку тот может «растянуть или порвать их», - оскалилась тетка, когда мальчик попросил разрешения взять их.
Он позволил мыслям вяло течь своим чередом, пока работал, возвращаясь к счастливым воспоминаниям о Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Он скучал по школе… до резей в животе. Скучал по своим друзьям: Рону, Гермионе, лесничему Хагриду. Скучал по урокам, квиддичу и еде в Большом зале. И даже, как ни удивительно, о занятиях два раза в неделю с профессором Снейпом. Не то, чтобы Гарри любил дополнительные уроки или с удовольствием делать домашнее задание, но… это была спокойная безопасная атмосфера в квартире профессора, которую он так любил.
За воспоминаниями, Гарри закончил с раковиной и перешел к унитазу. Ему припомнилось, как он сидел за столом Снейпа, делая свои задания; тишину комнаты, нарушаемую лишь треском огня в камине и скрипом пера… От Снейпа веяло надежностью и покоем, когда угрюмый профессор читал у камина… Их вечерний ритуал чаепития с печеньем. Гарри не знал, каково это, иметь настоящую семью и настоящий дом, где он был бы в безопасности, и где ему были бы рады, но он вспоминал свои вечера со Снейпом. Иногда, как сейчас, когда мальчик чувствовал себя особенно одиноким, он представлял: на что бы это походило, какие бы он испытывал чувства… если бы жил с человеком, который бы не ненавидел его? С кем-то, кто бы заботился о нём: кто был бы уверен, что он сделал домашнее задание; проконтролировал, хорошо ли он поел; спросил, как он себя чувствует. От таких фантазий становилось тоскливо и заставляло чувствовать себя более одиноким, чем обычно.
Гарри отбросил подобные мысли, ополоснул и вытер унитаз и принялся за уборку ванной.
Какой смысл думать об этом? Просто дурацкая мечта. Это не значит… что Снейп… заботливый.
Он проглотил ком в горле.
Если бы он заботился, то написал, как и обещал… Я должен был догадаться, что не стоит этому верить!
Крепко сжав губку, Гарри молча ругал себя, разочарованно стоя над грязной ванной.
Ты прекрасно знаешь, не стоит верить тому, что говорят взрослые… они всегда подводят. Возможно, и друзья тоже. Рон и Гермиона не прислали ни одного письма. Я вообще не получал никаких писем с тех пор, как уехал из школы.
На самом деле, Гарри не был особо удивлен, что Рон… этот рыжий не прислал ни строчки. У него и в школе были проблемы с ответом на письма из собственного дома. Этот факт не укладывался у Гарри в голове. Он был уверен, если бы у него были мать или отец, он бы писал им почти каждый день! Но Гермиона могла ему написать, по крайней мере, хоть бы раз.
Они просто заняты… дома со своими семьями, и весело проводят время. Они просто забыли обо мне… разве можно их винить? Возможно, они больше не хотят меня видеть…
Гарри приподнял плечо и вытер невольные слезы о рубашку.
Прекрати! Плачь для малышей! Тебе уже почти двенадцать! Что плакать об этом? Слезами горю не помочь. Что с того, что они забыли про тебя? Что у тебя нет друзей? Ты снова один. Ничего нового.
Гарри ополоснул ванную, затем прогнулся назад, разминая ноющую спину. И вновь горькая тоска окутала его своим покрывалом.
Вот она - твоя жизнь. Пора привыкнуть к ней. Никто тебе не поможет. Ты можешь надеяться только на самого себя, как всегда.
Вдруг Гарри почувствовал внезапную смелость. Бросив губку по раковину, он убрал моющее средство и вытер руки. Решительно спустился вниз по лестнице. Когда он вошел на кухню, тётя Петуния обернулась от раковины, где наполняла цветочную вазу. Женщина недовольно посмотрела на мальчика.
- Ты закончил уборку в ванной комнате? Она должна быть безупречной, мальчик. Иначе ты будешь убирать в ней снова и снова.
Гарри ничего не ответил. Просто холодно смотрел на тетку.
- Ну? – Петуния неприятно нахмурилась. Гарри едва подавил внезапное желание рассмеяться.
Вы думаете, что умеете хмуриться? Слишком самонадеянно с вашей стороны, леди! Вы должны как-нибудь увидеть Снейпа… чтобы понять, как на самом деле выглядит угрюмый вид!
- Я могу немного поесть? – тихо спросил Гарри. Часто моргая, Петуния уставилась на мальчика. – Я не ел уже три дня. Я ослаб. И если вы действительно хотите, чтобы у меня хватило сил работать на вас, вы должны меня покормить, - вежливо продолжил он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. Это не было вызовом, просто констатация фактов.
По лицу Петунии скользнуло отвращение. Гарри видел гневное отрицание и язвительное оскорбление, мелькнувшее следом, а так же проблеск чего-то непривычного в её глазах-бусинках. Он стоял неподвижно, отказываясь отступать.
- Хорошо! – наконец выпалила она, горделиво выпрямившись в жестком неодобрении. Кивнула в сторону холодильника. – Сделай себе бутерброд, и побыстрее. Я хочу, чтобы ты пропылесосил наверху и сменил всё постельное белье до того, как дядя вернется домой.
Гарри сделал шаг в сторону холодильника, не смея поверить, что его просьба была удовлетворена. Петуния вернулась к своим цветам, полностью игнорируя ребенка. Он сделал себе бутерброд с ветчиной и сыром и неспешно умял его у стола. Он был слишком слаб, чтобы с удобством расположиться за столом. Тем более, обеденный стол предназначался для семьи, а не для таких нежелательных маленьких уродцев, как он. Гарри ел медленно, откусывая крошечными кусочками. Он был слишком голоден, но прекрасно знал: его желудок сейчас не способен воспринимать большее количество пищи. Осторожно наблюдая за теткой, у него хватило мужества налить себе стакан молока. Он ждал, что она воспротивится – она никогда ничего не давала ему, кроме воды, - но он полюбил молоко с тех пор, когда впервые попробовал его в Хогвартсе. К облегчению, тётка скривилась, но промолчала.
Гарри запил последний кусок бутерброда холодным молоком, удивляясь своей маленькой победе над тётей. Интуиция подсказывала: не стоит заходить слишком далеко. Если потребовать большего, Петуния быстро пожалуется на него дяде Вернону, тогда Гарри получит очередную взбучку. Последняя порка была слишком жестокой, он едва сумел сдержать слезы, пока дядя не вышел из комнаты. Но, по крайней мере, тётя разрешила ему поесть. Возможно, если он продолжит выполнять свою работу без жалоб, оставаясь почтительным и покорным (внешне, по крайней мере), он будет в состоянии убедить её сделать это снова. Гарри критически рассмотрел создавшуюся ситуацию со всех сторон. Он привык к голоду – он мог обходиться без еды двое суток, прежде чем его настигало головокружение. Он только спрашивал себя – когда он стал таким слабым?
Чувствуя себя намного лучше, Гарри, после скудной трапезы, убрал за собой, вымыв стакан и тщательно стерев все крошки. Затем поднялся наверх, чтобы вернуться к работе, указанной тётей. И он был рад, что она была в доме, подальше от палящего солнца.
***
Минерва подписала отчет, лежавший перед ней, и со вздохом положила его на готовую стопку. Наконец-то!
Она сняла очки и потерла усталые глаза. Ведьма работала в течение многих часов, рука болела от долгой писанины. Распрямила сведенные судорогой пальцы и попыталась задушить тлеющую внутри искру негодования.
Когда учебный год закончился. Минерва окопалась в документах, рискуя быть заживо погребенной под оными. По причинам, известным лишь ему одному, Альбус решил взять три недели отпуска, едва последний студент покинул стены Хогвартса, вместо того, чтобы взять его в середине лета, как большинство преподавательского состава. Это означало, что приведение в порядок всего объема документов за весь год легло на плечи заместителя директора. За последние две недели, пока директор отдыхал в Уэльсе в гостях у брата, по-видимому, развлекаясь с огромным количеством племянников и племянниц, Минерва потратила долгие изнуряющие часы за столом за написанием не только своих собственных отчётов как профессора и декана факультета, но и перепахала кучу бумажной работы, необходимой для Попечительского совета, и для Департамента Министерства образования. Это было задачей, которую они поровну разделяли с Альбусом… а сейчас она осталась с носом! Не то, чтобы ведьма возражала против работы. Она была целиком посвящена школе и взяла на себя обязанности заместителя директора вполне осознанно. Но она не ожидала, что будет полностью вымотана к началу лета.
Она откинулась на спинку кресла и налила себе еще одну чашку ароматного горячего чая из самоподогревающегося чайничка, стоявшего на её столе. Усталые мысли вновь вернулись к теме, далекой от её разума – к Гарри Поттеру. Она хотела съездить в Суррей и проверить, как поживает её студент, как только управится с делами. Но огромный груз бумажной работы и бесконечных требований на время отложили это желание. Технически, пока Альбуса не было в школе, она в принципе не могла покинуть стены Хогвартса. Согласно школьному Уставу, один из них – либо директор, либо его заместитель, - должны находиться в школе, даже когда в ней не было студентов.
Минерва сказала себе, что несколько недель особой погоды не сделают. Хотя она подозревала, что Гарри не был счастлив дома, но логика подсказывала – по крайней мере, там он был в безопасности. Тем не менее, её грызла совесть. За этот год она полюбила тихого, спокойного, добродушного мальчика. Она обещала Северусу, что проверит, как там Гарри, и она хотела… нет, она нуждалась убедиться лично, что с мальчиком всё в порядке.
Минерва посмотрела на уменьшившуюся стопку незаконченных отчетов на своём столе, затем развернулась, глядя в окно позади себя. Было поздно – почти сумерки, - она вновь пропустила ужин. Внезапно ведьма жестко ударила ладонью о подлокотник.
К чёрту Устав! К чёрту доклады! Пошли нахрен Министерство и Попечительский совет - и Альбуса тоже к чёрту, если на то пошло! Все они подождут!
Завтра!
Завтра первым делом после завтрака я проведаю Гарри! Я ненадолго… совсем чуть-чуть, чтобы убедиться, что с мальчиком всё в порядке.
Почувствовав себя намного лучше, когда тревожные мысли улеглись, Минерва встала из-за стола и позвала домового эльфа. Она решила съесть легкий ужин у окна в гостиной, где могла наблюдать за последними лучами уходящего солнца, наслаждаясь свежим вечерним воздухом. Хоть какое-то разнообразие.
Автор: Twinheart
Переводчик: Infiniti
Пейринг: CC, ГП
Рейтинг: R
Жанр: Джен, Ангст, Драма, Повседневность, Hurt/comfort, AU, Учебные заведения
Размер: макси
Статус: в процессе
Аннотация:Продолжение фанфика "Равновесие" infiniti-7x.diary.ru/p148235120.htm
Дисклеймер: Ни на что не претендую. Все принадлежит маме Ро, хотя трудно назвать матерью женщину, которая так жестоко относится к своим детям… А я так, мимо пробегал.
Примечание автора: курсивом выделяются мысли персонажей.
ЗЫ: Забавы ради...
Глава 1
Глава 1
.Поздним вечером последние солнечные лучи золотистым светом скользили по Rue de Fleurus, освещая стены разноцветных кирпичных зданий и полосатые тенты у входов. Туристы в ярких летних нарядах неспешно прогуливались от Люксембургского сада мимо местных мелких торговцев, развернувших свой бизнес прямо на улице, рассматривая достопримечательности.
Посетители таверны «Чёрная кошка» сидели за столиками снаружи, окруженные вазонами с благоухающими цветами, весело болтая между собой; официанты в белых фартуках плавно передвигались от стола к столу. Внутри тускло освещенной таверны ужинали те, кто предпочитал уединение и отдельные кабинки.
Тяжелая дубовая дверь отделяла первый зал от второго, более изолированного. Именно за этой дверью было факельное освещение, огромный камин во всю стену, множество маленьких столов с длинными скамьями и бар с неимоверным количеством всевозможных напитков. С одной стороны бара шел темный холл; из него вверх на балкон вела кованая винтовая лестница, откуда по коридору можно было добраться до личных апартаментов гостей.
Большинство постоянных клиентов «Чёрной кошки» понятия не имели о существовании задней комнаты. На самом деле, они не заметили бы даже самой двери, а если бы и увидели, то коснулись мимолетным взглядом непримечательной железной двери с табличкой «Персонал». Время от времени через эту дверь проходили странно одетые посетители, совершенно незаметные для парижан. Большинство из них были облачены в длинные мантии и костюмы девятнадцатого века, и никто в округе не обсуждал их причудливые наряды. Ведь это был Монпарнас - душа и сердце Парижа; родина богемной жизни, где нетрадиционность являлась обычным явлением. Кроме того, недалеко от таверны располагалась небольшая частная опера. И актеры частенько посещали таверну прямо в костюмах между утренним и вечерним представлениями, забегая перекусить и пропустить стаканчик вина (а так же во время антрактов, хотя руководство театра пыталось прикрыть это безобразие).
Так что в этот солнечный день несколько человек заметили высокого красавца в жемчужно-серой мантии, целеустремлённо направляющегося в сторону таверны. Он прошел через дубовую дверь в почти пустой зал, где за барной стойкой стояла симпатичная тридцатилетняя женщина. Радостно воскликнув, она кинулась на встречу, заглушив разговор пожилой пары. Ослепительная улыбка заиграла на ее лице, черные глаза сверкнули от радости.
- Мистер Дарнелл! – крикнула она, махнув рукой вновь прибывшему.
Мужчина промолчал, с привычной осторожностью окинув зал синим взглядом. Расслабился и медленно побрел к бару. От света факелов его мантия тускло замерцала.
- Госпожа Амалия, мой дорогой друг! – Он остановился перед ней, любезно улыбнувшись в ответ. Перегнулся через узкую барную стойку, подхватил ее за руку, кивнул головой и, чуть сжав ладонь, коснулся губами кончиков пальцев. – Очень приятно, - мурлыкнул он по-французски, его глубокий баритон был так соблазнителен!
- Дорогой Дарнелл! – с удовольствием ответила ему женщина охрипшим голосом. Когда мужчина отпустил ее руку, женщина, подцепив бутылку из-под стойки, с быстрой легкостью до половины наполнила высокий стеклянный стакан. Затем принесла другой стакан, наполнив его для себя. – Где ты был, душенька?! Тебя не было слишком долго! Я соскучилась, мой дорогой! – ласково подначивала она, потряхивая короткими темными кудрями.
- Меня не было слишком долго, - согласился он, поднимая бокал в её честь. – Но ты! Ты ничуть не изменилась, ma petite. Ты стала еще прекрасней!
Госпожа Амалия хихикнула – низкий грудной смех всегда вызывал ответные улыбки у всех, кто слышал его.
- Бесстыжий лжец! – Она махнула рукой, призвав к себе молодую женщину с пустым подносом в руках, который та тут же поместила на край стойки. – Сюзетта! Посмотри на него! Вот тот красивый англичанин-маг, о котором я тебе говорила. Тот, с бархатным голосом, а?
- Конечно! – улыбнулась блондинка, на ее розовых щеках заиграли ямочки. Она позволила себе окинуть мужчину любопытным оценивающим взглядом.
Волшебник был высок, опрятен и с какой-то кошачьей грацией. Его короткие темные волосы были густыми и блестящими со слабым отблеском серебра на висках. Аккуратно подстриженная бородка, слегка загорелое лицо, словно он очень много времени проводил на улице. Глубокий синий взгляд был умен и проницателен: глаза странно мерцали, будто не поглощали, а отражали свет изнутри. Его мантия была легкой и воздушной из тончайшего шелка, и спадала мягкими складками от плеч до самого пола. Кончики черных туфель и высокий воротник серой шелковой рубашки – это всё, что можно было разглядеть из-под дорогой одежды. Весь его внешний вид был истинно мужской, и лишь одна деталь, что особо приметила официантка – и обычно замечают люди – его улыбка. Кривая улыбка – самодовольная улыбка – немного высокомерная, с оттенком легкой иронии. Это была улыбка человека, которого забавляло всё, за чем он наблюдал.
Мужчина подхватил руку смело рассматривающей его официантки, поцеловав запястье:
- Вы очаровательны, мадемуазель.
- Вы слишком добры, мсье, - хихикнула она и широко улыбнулась Амалии: - Вы были правы, Амалия! Его голос словно густой и сладкий сироп! Но вы ни словом не упомянули, насколько он элегантен и очарователен!
- Конечно, нет! – улыбнулась Амалия. – Я хотела побудить в тебе интерес! Я слишком стара, чтобы конкурировать с такими молодыми девушками, как ты.
- Не говори ерунды, ma cherie! – запротестовал мужчина. – Весь Париж знает, что госпожа Амалия словно звезда, сияющая молодостью и красотой!
Столь галантный комплимент вызвал искренний вздох со стороны молодой официантки и заливистый хрипловатый смех у Амалии.
- Я всегда говорила: ваш французский так же хорош, словно родной, господин Дарнелл, но ваши слова – прекрасное сумасбродство! – она снова рассмеялась и поставила два наполненных бокала на поднос Сюзетты.
С легким реверансом, официантка отнесла поднос к столику в углу. Комнату озарила зеленая вспышка, и каминную решетку друг за другом перешагнули двое здоровенных мужчин. Они неуклюже направились к бару. Мистер Дарнелл напрягся, рассматривая визитеров, и тут же расслабился. Он потягивал свой коньяк, в то время как госпожа Амалия обслуживала новых посетителей, а затем улыбнулся, когда хозяйка вернулась к его столику, чтобы наполнить его стакан. Он коротко качнул головой, прикрыв почти пустой стакан ладонью.
Амалия усмехнулась и пожала плечами.
- Приготовить комнату как обычно? – поинтересовалась она.
- К сожалению, я не могу остаться на долго… Я пробуду в Париже всего несколько часов.
- Ну, нет! – возразила Амалия, притворно надув губки. – Разве вы не пришли навестить меня? Сколько прошло - год? Два? Три? И теперь вы не останетесь даже на ночь, мой милый Дарнелл? Вы разбиваете мне сердце!
- Как это не печально, но факт, малышка! – волшебник резко вздохнул. – Я здесь только для того, чтобы закончить кое-какие дела. У меня нет ни минуты лишнего времени. Возможно, в следующий раз я задержусь подольше.
- По крайней мере, пообещай, что в следующий раз мне не придется ждать слишком долго, чтобы вновь увидеться с тобой! – кокетливо потребовала Амалия, уперев руки в бока.
Дарнелл оценивающим взглядом окинул гибкую фигурку, облаченную в черное платье с глубоким декольте, не особо скрывающим прелести своей хозяйки.
- Это обещание я дам с большим удовольствием, - улыбаясь, ответил он. Допив коньяк, сунул руку в карман мантии.
Амалия остановила его ленивым взмахом руки:
- Оставьте себе ваши франки, Дарнелл. Не лишайте Амалию удовольствия, хорошо?
- Только если вы позволите мне отплатить вам тем же, когда я закончу свои дела, - галантно настаивал он, взяв женщину за руку. Она с удовольствием подмигнула ему, когда мужчина склонился, чтобы поцеловать запястье.
- Ну конечно, mon cher, - произнесла Амалия. Она оперлась руками о барную стойку, с хищной улыбкой наблюдая, как он исчезает в дверях рядом с баром.
Мистер Дарнелл подошел к длинному гобелену, висевшему в конце тусклого холла. Гобелен был старым, обветшалым и практически бесцветным, и лишь тусклый свет от факелов выявлял его некогда былое великолепие. Мужчина поднял правую руку и коснулся палочкой пыльной ткани. Гобелен замерцал, и, казалось, полностью растворился, открыв узкую каменную арку. За аркой показалась Улица Колдовства, купающаяся в лучах солнца.
Мистер Дарнелл быстро зашагал вниз по узкому мощеному переулку. Каменные дома, расположенные на этой улице, не были столь старыми, как на Косой Аллее. В конце пятнадцатого века огонь уничтожил оригинальный древний рынок, но большинство нынешних зданий были построены после Революции, как и многие магазины в них. Мистер Дарнелл с удовольствием отметил, что, к счастью, переулок и магазины были практически пусты, лишь несколько прохожих прогуливалось в этот час. В это время большинство парижских колдунов и ведьм отдыхали, бездельничая дома, как это было принято. Через несколько часов, когда схлынет жара и над мостовой повиснет прохладный вечерний воздух, они выйдут на променад, и все магазины и кафе будут переполнены, станет шумно и многолюдно до самой полуночи. Сейчас же на улице стояла тишина, изредка нарушаемая каким-нибудь торговцем или немного измотанными мамочками, использующими в своих интересах часы послеобеденного сна любимых чад, чтобы совершить необходимые покупки.
Темноволосый волшебник прошел мимо магазинов и кафе, направляясь к высокому зданию из белого мрамора, стоявшему на развилке главной дороги. Он не обратил внимания на шестерых высоких вооруженных гоблинов, охраняющих вход в банк Гринготтс, вошел в прохладное фойе, уверенно прошёл через всё помещение к высокой стойке в дальнем конце.
Крошечный сморщенный древний гоблин сидел за стойкой под огромным гербом. Он что-то писал в учетной книге, сжимая в тонких паучьих пальца черное перо, такое же древнее, как его хозяин. С кислым выражением гоблин посмотрел на волшебника.
- Что вам угодно? – рявкнул он.
- Мсье Рассел Дарнелл, у меня назначена встреча с управляющим по работе с клиентами господином Сильверскайлом, - ответил маг по-французски.
- Минуточку, - проскрипел гоблин. Он чиркнул что-то на клочке пергамента и сунул его через прорезь в столешнице, затем возвратился к прерванному занятию – учётной книге - даже не взглянув на ожидавшего мага. Через несколько минут из соседней двери вышел богато одетый гоблин и направился навстречу магу, отвесив легкий кивок.
- Господин Сильверскайл, - пробормотал волшебник, возвратив поклон. – Приятно видеть вас снова.
- Удовольствие – не мой профиль, мистер Дарнелл, - ответил гоблин. – Вы посетили Гринготтс по поводу дела. Пожалуйста, пройдемте в мой личный кабинет. – Через несколько коротких минут Дарнелл оказался сидящим в просторном удобном кресле, стоящем в роскошном кабинете гоблина.
Сильверскайл устроился за огромным столом из красного дерева.
- Не желаете освежиться?
- Спасибо, нет, - вежливо отказался Дарнелл.
- Прошло всего несколько лет, как вы украсили наш банк наличными, мистер Дарнелл. Приятно видеть вас снова. Чем Гринготтс может служить вам на этот раз?
- Я хотел бы сделать несколько переводов.
- Негласно, я полагаю?
- Да.
- Конечно. С какого счета, сэр?
- С моего лондонского счёта, - уже по-английски ответил маг. Когда его окружило мерцающее облако и заклинание Шарма спало окончательно, гоблин даже не моргнул. В отличие от магов или магглов, гоблинов вряд ли можно было ввести в заблуждение с помощью подобных чар: они с легкостью видели истинную личину.
- Очень хорошо, сэр, - Сильверскайл с легкостью перешел на английский. – Мне нужна минута, чтобы поднять их. – Он порылся в ящике одного из высоких деревянных шкафов позади себя, затем вернулся к своему столу, держа в руках толстую папку. Взял большой пергамент, положил на стол и указал на пустую строку в форме. – Если вы подпишите здесь, сэр. И добавите каплю крови возле вашей подписи.
Волшебник подчинился: без вопросов сделал крошечный надрез на левом указательном пальце палочкой и тут же залечил, едва капля крови упала на пергамент.
- Прекрасно, - удовлетворенно кивнул Сильверскайл. Он не стал комментировать последствия, если волшебник окажется самозванцем. Гоблины не знали жалости, если дело касалось кражи или мошенничества. – Сколько вы хотите перевести?
- Почти всё, - ровно ответил волшебник.
На этот раз гоблин моргнул – единственный признак удивления. Он достал чистый пергамент и начал писать, а маг продолжил:
- Я хочу перевести всё, кроме двух тысяч галеонов, с моего лондонского счета на счет Гринготтс на Каймановых Островах. Затем я хочу, чтобы эта сумма была разделена на четыре равные доли. Одна часть останется на Островах. Другие три должны быть переведены на мои основные счета в Ванкувере, Дублине и Цюрихе соответственно.
- Конечно, сэр, - Сильверскайл сделал пометки и посмотрел на клиента. – Это всё?
- Нет. Я бы хотел, чтобы три тысячи галеонов с моего парижского счета были переведены в английские фунты.
Гоблин нахмурился.
- Вы понимаете, что такой обмен будет долгим? Вы получите их быстрее, если возьмете франки и обменяете их в Лондоне.
- Я в курсе. Но предпочитаю сделать это здесь. Скорость не имеет значения, - махнул рукой волшебник.
- Как пожелаете, сэр. Это займет всего минуту, если вы меня извините.
Гоблин ненадолго покинул кабинет, возвратившись с пергаментом и небольшим матерчатым мешочком.
- Вот ваши фунты. Пожалуйста, пересчитайте их, сэр. – Он протянул стандартный безграничный кошелек мужчине, который быстро пересчитал маггловские деньги, удовлетворенно качнув головой. - И распишитесь здесь, мистер Дарнелл, - многозначительно произнес гоблин, расправив на столе пергамент. Он вручил волшебнику перо, наблюдая, как человек подписывает документ.
- Очень хорошо, сэр. – Гоблин сложил документ и поместил его в папку на столе. – Переводы запрашиваемых вами счетов завершены. Есть ли у вас ещё какие дела в Гринготтсе на сегодня?
- Нет, спасибо, управляющий Сильверскайл. – Волшебник встал и поклонился, вновь переходя на французский: - Спасибо за вашу помощь. Пусть на ваше золото льются волшебные воды, а ваши доходы возрастают.
- И вам и вашим наследникам благословения, богатства и процветания, - гоблин поднялся со своего места, ответив ритуальным пожеланием. Закончив с формальностями, он вдруг улыбнулся и протянул руку с длинными пальцами, которую маг пожал особенно тепло.
- Было очень приятно вновь увидеть вас, господин Сильверскайл! – заметил маг, улыбаясь ему.
Гоблин улыбнулся в ответ, сверкнув маленькими глазами-бусинками:
- И мне, мой дорогой, и мне! Надеюсь, в скором времени вы вернетесь в Париж.
- Возможно, - пожал плечами волшебник. – В наши неспокойные дни никто не знает, чего ожидать завтра. – Положив кошелек в карман мантии, он вновь взмахнул своей палочкой, накладывая на себя чары привлекательности.
Мистер Рассел Дарнелл с особой осторожностью пробрался от банка Гринготтс вниз по Улице Колдовства, вернувшись в «Чёрную кошку» через волшебную арку. Он разделил бутылочку бренди с хозяйкой Амалией, как и обещал, весело флиртуя с владелицей таверны и ее симпатичной официанткой в течение получаса. Затем – прощальный поцелуй для обеих прекрасных дам, и он покинул заведение через маггловскую часть кафе, которое выходило на улицу. Прошел несколько зданий и вошел в цветочный магазин.
Войдя внутрь, коротко кивнул мужчине за прилавком и прошел в заднюю комнату. Вручил галеон старухе, вязавшей у большого кирпичного очага, взял щепотку Летучего Пороха. Огонь в очаге вспыхнул ярким зеленым светом в крошечном магазине сапожника в двух кварталах к северу от отеля «Маскотте» в Марселе.
Гарри Поттер стоял на коленях в сухой пыльной траве и отчаянно дергал сорняки меж кустов пересохшей бегонии. С небес палило беспощадное солнце. Его потная спина, шея, лицо и руки болели от загара. Он вытер пот, бежавший по щекам, и вновь бросился на борьбу со стойкими сорняками. Погода была необычно жаркой и сухой с тех самых пор, как он вернулся в Суррей. Тяжелая застывшая почва делала прополку трудной, несмотря на толстый слой мульчи, разложенной в цветнике. Гарри тянул ноющими руками цепкий сорняк, кряхтя от напряжения, когда упорное растение, наконец, поддалось.
Он бросил сорняк в соседнее ведро и с тоской посмотрел на поливочный шланг. Ему ужасно хотелось пить, да и прополка заднего двора была б намного легче, если бы почва была увлажнена. Но тетя Петуния запретила использовать шланг. Она не одобряла полуденные поливы. («Это пустая трата воды! - заявила она. – Половина испариться еще до того, как достигнет почвы. Я не собираюсь увеличивать наши счета за воду!»). Если она увидит, что Гарри открыл кран на шланге до заката, хотя бы для того, чтобы сделать глоток воды, она сообщит о «растрате» дяде Вернону, и начнется ад. Поэтому, Гарри проигнорировал сухие губы и пересохший рот и продолжил обременительную тяжелую работу.
Гарри ненавидел прополку на заднем дворе. Прополка клумб перед домом тоже приносила мало радости, но, по крайней мере, в это время суток они были влажными и в тени, а не под палящим солнцем. Это тоже не создавало особого комфорта. Тетя Петуния не хотела, чтобы соседи видели ее тощего потрепанного племянника, поэтому, она на рассвете стащила его с кровати и заставила привести сад и лужайку в порядок до того, как на Тисовой улице появится первый прохожий. Затем позвала его в дом, чтобы мальчик приготовил завтрак в тот момент, когда соседи стали выходить из своих домов, направляясь на работу. После завтрака Гарри прибрал кухню и отнес белье в стирку до того, как тётка отправила его работать на задний двор. Живая изгородь надежно скрывала мальчика от взоров соседей, и он нашел под ее сенью укрытие от жаркого полуденного солнца над головой.
Пока Петуния Дурсль и её жирный сыночек Дадли прятались от жары за прохладными стенами гостиной, Гарри трудился, сглатывая сухим горлом, борясь с тошнотой и головокружением, вызванным перегревом и обезвоживанием. В животе урчало от голода. С момента последнего приема пищи прошло три дня (если так можно назвать половинку кусочка черствого хлеба с ломтиком старого сухого сыра), от голода он ослабел. Но жара и жажда пересилили голод, и даже если бы сейчас еда была доступной, Гарри сомневался что смог бы проглотить хотя бы кусочек. Дернув очередную травинку, он пресек еще один наплыв головокружения. Если бы сейчас кто-нибудь посмотрел на мальчика, то увидел, как тот становится всё бледнее и бледнее; кожа приобретала зеленоватый оттенок из-за солнечных ожогов.
- Мальчик! – пронзительно писклявый голос Петунии отозвался звонким эхом, отскочив от горячей кирпичной стены. Гарри устало поднял голову и посмотрел на высокую худую женщину, стоявшую в дверном проёме. – Иди сюда!
Гарри, изо всех сил борясь с дурнотой, поднялся на ноги и отряхнул грязь с воспаленных рук. Побрел к ожидавшей его женщине, которая недовольно оглядывала его с ног до головы. – Заканчивай с прополкой. Я хочу, чтобы ты вычистил ванную наверху.
- Да, тётя Петуния, - прохрипел Гарри сквозь запекшиеся губы.
- И сними грязную обувь, прежде чем зайти в дом. Я не хочу видеть твои грязные следы на моём чистом полу. – Она развернулась, метнувшись внутрь.
Гарри присел на крыльцо и снял драные, большие не по размеру кроссовки. Тщательно стряхнул пыль и грязь с рваных штанов, вошел в дом и устало поднялся по лестнице на второй этаж. Как ни странно, он был рад новой тяжелой работе, но тётке предпочел об этом не говорить. Чистка ванной давала доступ к воде, и он воспользовался этим, едва успев прикрыть за собой дверь. Он повернул кран с холодной водой, жадно припав к своеобразному источнику потресканными губами. Вода не только утолила его жажду, но и наполнила пустой желудок, пусть на короткое время, но всё же… Он торопливо пил, потратив на это несколько минут, прежде чем неохотно отстранился от крана. Пить ещё хотелось, но маленький желудок не мог принять в себя слишком много, как хотелось. Вместо этого, Гарри ополоснул лицо и шею и с облегчением вздохнул – прохладная вода немного сняла с обгорелой на солнце кожи зуд и жжение.
На лестнице послышались шаги. Они были обычными, торопливыми, а не громоподобными, как ходил кузен. Мальчик схватил чистящее средство и тряпку из-под раковины и начал усиленно её очищать. Тётя со стуком распахнула дверь, заставив его вздрогнуть.
- Оставь дверь открытой, - прорычала Петуния. – Я должна видеть, что ты не отлыниваешь от работы, бесполезный мальчишка!
- Да, тетя Петуния, - прошептал Гарри, склоняясь над раковиной. Спорить было бесполезно. Под злобное сопение тетки, он очистил дно от темных маслянистых пятен. Дадли и дядя Вернон использовали масляные гели для укладки волос, оставляя жирные разводы на фарфоре, с которыми Гарри вел постоянную борьбу. Дядя Вернон был довольно скрупулезен в их применении, зато кузен умудрялся забрызгать всё вокруг. И Гарри подозревал, что тот делает это специально, чтобы у Гарри было как можно больше работы. Но мальчик никогда не жаловался.
Любая жалоба приводила к серьезным последствиям, это Гарри усвоил ещё в младенческом возрасте. Он держал все обиды в себе, не желая давать тёте и дяде лишнего повода наказать его. Хотя и без этого он огребал по полной.
Его последним наказанием послужила очередная ложь Дадли. Кузен разбил одну из своих машин на дистанционном управлении о стенку нового солярия Дурслей, оставив трещину на дорогом стекле. Затем, естественно, обвинил в этом Гарри - вся история была явно высосана из пальца, - и Гарри заработал дополнительную работу по дому, лишение какой-либо еды и воды и безжалостную порку ремнем со стороны дяди Вернона. Гарри невольно потер потемневшие фиолетовые синяки на заднице и бедрах от несправедливого наказания, и в нём вновь колыхнулось негодование, иногда вспыхивающее в сердце мальчика.
Он устало тер заляпанную раковину очистителем, вызывающим жжение в маленьких израненных руках. Под раковиной лежала пара желтых резиновых перчаток, но они принадлежали тёте Петунии, и Гарри было запрещено ими пользоваться, поскольку тот может «растянуть или порвать их», - оскалилась тетка, когда мальчик попросил разрешения взять их.
Он позволил мыслям вяло течь своим чередом, пока работал, возвращаясь к счастливым воспоминаниям о Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Он скучал по школе… до резей в животе. Скучал по своим друзьям: Рону, Гермионе, лесничему Хагриду. Скучал по урокам, квиддичу и еде в Большом зале. И даже, как ни удивительно, о занятиях два раза в неделю с профессором Снейпом. Не то, чтобы Гарри любил дополнительные уроки или с удовольствием делать домашнее задание, но… это была спокойная безопасная атмосфера в квартире профессора, которую он так любил.
За воспоминаниями, Гарри закончил с раковиной и перешел к унитазу. Ему припомнилось, как он сидел за столом Снейпа, делая свои задания; тишину комнаты, нарушаемую лишь треском огня в камине и скрипом пера… От Снейпа веяло надежностью и покоем, когда угрюмый профессор читал у камина… Их вечерний ритуал чаепития с печеньем. Гарри не знал, каково это, иметь настоящую семью и настоящий дом, где он был бы в безопасности, и где ему были бы рады, но он вспоминал свои вечера со Снейпом. Иногда, как сейчас, когда мальчик чувствовал себя особенно одиноким, он представлял: на что бы это походило, какие бы он испытывал чувства… если бы жил с человеком, который бы не ненавидел его? С кем-то, кто бы заботился о нём: кто был бы уверен, что он сделал домашнее задание; проконтролировал, хорошо ли он поел; спросил, как он себя чувствует. От таких фантазий становилось тоскливо и заставляло чувствовать себя более одиноким, чем обычно.
Гарри отбросил подобные мысли, ополоснул и вытер унитаз и принялся за уборку ванной.
Какой смысл думать об этом? Просто дурацкая мечта. Это не значит… что Снейп… заботливый.
Он проглотил ком в горле.
Если бы он заботился, то написал, как и обещал… Я должен был догадаться, что не стоит этому верить!
Крепко сжав губку, Гарри молча ругал себя, разочарованно стоя над грязной ванной.
Ты прекрасно знаешь, не стоит верить тому, что говорят взрослые… они всегда подводят. Возможно, и друзья тоже. Рон и Гермиона не прислали ни одного письма. Я вообще не получал никаких писем с тех пор, как уехал из школы.
На самом деле, Гарри не был особо удивлен, что Рон… этот рыжий не прислал ни строчки. У него и в школе были проблемы с ответом на письма из собственного дома. Этот факт не укладывался у Гарри в голове. Он был уверен, если бы у него были мать или отец, он бы писал им почти каждый день! Но Гермиона могла ему написать, по крайней мере, хоть бы раз.
Они просто заняты… дома со своими семьями, и весело проводят время. Они просто забыли обо мне… разве можно их винить? Возможно, они больше не хотят меня видеть…
Гарри приподнял плечо и вытер невольные слезы о рубашку.
Прекрати! Плачь для малышей! Тебе уже почти двенадцать! Что плакать об этом? Слезами горю не помочь. Что с того, что они забыли про тебя? Что у тебя нет друзей? Ты снова один. Ничего нового.
Гарри ополоснул ванную, затем прогнулся назад, разминая ноющую спину. И вновь горькая тоска окутала его своим покрывалом.
Вот она - твоя жизнь. Пора привыкнуть к ней. Никто тебе не поможет. Ты можешь надеяться только на самого себя, как всегда.
Вдруг Гарри почувствовал внезапную смелость. Бросив губку по раковину, он убрал моющее средство и вытер руки. Решительно спустился вниз по лестнице. Когда он вошел на кухню, тётя Петуния обернулась от раковины, где наполняла цветочную вазу. Женщина недовольно посмотрела на мальчика.
- Ты закончил уборку в ванной комнате? Она должна быть безупречной, мальчик. Иначе ты будешь убирать в ней снова и снова.
Гарри ничего не ответил. Просто холодно смотрел на тетку.
- Ну? – Петуния неприятно нахмурилась. Гарри едва подавил внезапное желание рассмеяться.
Вы думаете, что умеете хмуриться? Слишком самонадеянно с вашей стороны, леди! Вы должны как-нибудь увидеть Снейпа… чтобы понять, как на самом деле выглядит угрюмый вид!
- Я могу немного поесть? – тихо спросил Гарри. Часто моргая, Петуния уставилась на мальчика. – Я не ел уже три дня. Я ослаб. И если вы действительно хотите, чтобы у меня хватило сил работать на вас, вы должны меня покормить, - вежливо продолжил он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться. Это не было вызовом, просто констатация фактов.
По лицу Петунии скользнуло отвращение. Гарри видел гневное отрицание и язвительное оскорбление, мелькнувшее следом, а так же проблеск чего-то непривычного в её глазах-бусинках. Он стоял неподвижно, отказываясь отступать.
- Хорошо! – наконец выпалила она, горделиво выпрямившись в жестком неодобрении. Кивнула в сторону холодильника. – Сделай себе бутерброд, и побыстрее. Я хочу, чтобы ты пропылесосил наверху и сменил всё постельное белье до того, как дядя вернется домой.
Гарри сделал шаг в сторону холодильника, не смея поверить, что его просьба была удовлетворена. Петуния вернулась к своим цветам, полностью игнорируя ребенка. Он сделал себе бутерброд с ветчиной и сыром и неспешно умял его у стола. Он был слишком слаб, чтобы с удобством расположиться за столом. Тем более, обеденный стол предназначался для семьи, а не для таких нежелательных маленьких уродцев, как он. Гарри ел медленно, откусывая крошечными кусочками. Он был слишком голоден, но прекрасно знал: его желудок сейчас не способен воспринимать большее количество пищи. Осторожно наблюдая за теткой, у него хватило мужества налить себе стакан молока. Он ждал, что она воспротивится – она никогда ничего не давала ему, кроме воды, - но он полюбил молоко с тех пор, когда впервые попробовал его в Хогвартсе. К облегчению, тётка скривилась, но промолчала.
Гарри запил последний кусок бутерброда холодным молоком, удивляясь своей маленькой победе над тётей. Интуиция подсказывала: не стоит заходить слишком далеко. Если потребовать большего, Петуния быстро пожалуется на него дяде Вернону, тогда Гарри получит очередную взбучку. Последняя порка была слишком жестокой, он едва сумел сдержать слезы, пока дядя не вышел из комнаты. Но, по крайней мере, тётя разрешила ему поесть. Возможно, если он продолжит выполнять свою работу без жалоб, оставаясь почтительным и покорным (внешне, по крайней мере), он будет в состоянии убедить её сделать это снова. Гарри критически рассмотрел создавшуюся ситуацию со всех сторон. Он привык к голоду – он мог обходиться без еды двое суток, прежде чем его настигало головокружение. Он только спрашивал себя – когда он стал таким слабым?
Чувствуя себя намного лучше, Гарри, после скудной трапезы, убрал за собой, вымыв стакан и тщательно стерев все крошки. Затем поднялся наверх, чтобы вернуться к работе, указанной тётей. И он был рад, что она была в доме, подальше от палящего солнца.
Минерва подписала отчет, лежавший перед ней, и со вздохом положила его на готовую стопку. Наконец-то!
Она сняла очки и потерла усталые глаза. Ведьма работала в течение многих часов, рука болела от долгой писанины. Распрямила сведенные судорогой пальцы и попыталась задушить тлеющую внутри искру негодования.
Когда учебный год закончился. Минерва окопалась в документах, рискуя быть заживо погребенной под оными. По причинам, известным лишь ему одному, Альбус решил взять три недели отпуска, едва последний студент покинул стены Хогвартса, вместо того, чтобы взять его в середине лета, как большинство преподавательского состава. Это означало, что приведение в порядок всего объема документов за весь год легло на плечи заместителя директора. За последние две недели, пока директор отдыхал в Уэльсе в гостях у брата, по-видимому, развлекаясь с огромным количеством племянников и племянниц, Минерва потратила долгие изнуряющие часы за столом за написанием не только своих собственных отчётов как профессора и декана факультета, но и перепахала кучу бумажной работы, необходимой для Попечительского совета, и для Департамента Министерства образования. Это было задачей, которую они поровну разделяли с Альбусом… а сейчас она осталась с носом! Не то, чтобы ведьма возражала против работы. Она была целиком посвящена школе и взяла на себя обязанности заместителя директора вполне осознанно. Но она не ожидала, что будет полностью вымотана к началу лета.
Она откинулась на спинку кресла и налила себе еще одну чашку ароматного горячего чая из самоподогревающегося чайничка, стоявшего на её столе. Усталые мысли вновь вернулись к теме, далекой от её разума – к Гарри Поттеру. Она хотела съездить в Суррей и проверить, как поживает её студент, как только управится с делами. Но огромный груз бумажной работы и бесконечных требований на время отложили это желание. Технически, пока Альбуса не было в школе, она в принципе не могла покинуть стены Хогвартса. Согласно школьному Уставу, один из них – либо директор, либо его заместитель, - должны находиться в школе, даже когда в ней не было студентов.
Минерва сказала себе, что несколько недель особой погоды не сделают. Хотя она подозревала, что Гарри не был счастлив дома, но логика подсказывала – по крайней мере, там он был в безопасности. Тем не менее, её грызла совесть. За этот год она полюбила тихого, спокойного, добродушного мальчика. Она обещала Северусу, что проверит, как там Гарри, и она хотела… нет, она нуждалась убедиться лично, что с мальчиком всё в порядке.
Минерва посмотрела на уменьшившуюся стопку незаконченных отчетов на своём столе, затем развернулась, глядя в окно позади себя. Было поздно – почти сумерки, - она вновь пропустила ужин. Внезапно ведьма жестко ударила ладонью о подлокотник.
К чёрту Устав! К чёрту доклады! Пошли нахрен Министерство и Попечительский совет - и Альбуса тоже к чёрту, если на то пошло! Все они подождут!
Завтра!
Завтра первым делом после завтрака я проведаю Гарри! Я ненадолго… совсем чуть-чуть, чтобы убедиться, что с мальчиком всё в порядке.
Почувствовав себя намного лучше, когда тревожные мысли улеглись, Минерва встала из-за стола и позвала домового эльфа. Она решила съесть легкий ужин у окна в гостиной, где могла наблюдать за последними лучами уходящего солнца, наслаждаясь свежим вечерним воздухом. Хоть какое-то разнообразие.
@темы: Поттериана, Перевод
-
-
18.12.2015 в 20:30-
-
19.12.2015 в 01:37За исключением медлительного развития сюжета, все нравится.
-
-
09.03.2016 в 01:16Спасибо, что взялись за эту работу!